ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Слепая страсть

Лёгкий, бездумный, без интриг, довольно предсказуемый. Стать не интересно. -5 >>>>>

Жажда золота

Очень понравился роман!!!! Никаких тупых героинь и самодовольных, напыщенных героев! Реально,... >>>>>

Невеста по завещанию

Бред сивой кобылы. Я поначалу не поняла, что за храмы, жрецы, странные пояснения про одежду, намеки на средневековье... >>>>>

Лик огня

Бредовый бред. С каждым разом серия всё тухлее. -5 >>>>>

Угрозы любви

Ггероиня настолько тупая, иногда даже складывается впечатление, что она просто умственно отсталая Особенно,... >>>>>




  77  

— Это для двойняшек, когда они родятся, — гордо объявил Заяц.

Никто из фирмы «Шацман, Джинджелески, Менгеринк, Заяц и партнеры» не завидовал доктору по поводу двойни, хотя тупица Менгеринк и высказал мнение, что двойню Заяц вполне заслужил, поскольку трахал Ирму в два раза чаще, чем он, Менгеринк, считает «нормальным». А старый Шацман и вовсе никакого мнения не высказал, старик ушел на вечный покой — он к тому времени уже умер. Что же касается Джинджелески (того из братьев, который был еще жив), то он перенес свою зависть на более молодого коллегу, которому Заяц помог вступить в ассоциацию хирургов. Натан Блауштайн был лучшим студентом доктора Заяца на кафедре клинической хирургии в Гарварде, однако сам доктор Заяц молодому Блауштайну ни капельки не завидовал и откровенно признавал его превосходство в технике операций. Да он просто гений, прирожденный хирург, утверждал Заяц.

Когда десятилетнему мальчику из Нью-Хэмпшира снегоочистителем отрубило большой палец руки, доктор Заяц настоял, чтобы операцию провел именно Блауштайн. Палец был в ужасном состоянии, к тому же превратился в ледышку. Отец ребенка более часа искал отрубленный палец в снегу, а потом еще два часа добирался до Бостона. И все же операция прошла успешно. Заяц, разумеется, тут же предложил приписать имя Блауштайна к названию их фирмы — как на вывеске, так и на бланках. Идея эта заставила Менгеринка кипеть от негодования, а Шацмана и Джинджелески (того Джинджелески) переворачиваться в гробу.

Что же касается амбициозных планов самого доктора Заяца в области трансплантации верхних конечностей, то бразды правления он окончательно передал Блауштайну. (Ведь Заяц давно предрекал, что такие операции станут заурядными.) Заяц твердо заявил, что ему было бы чрезвычайно приятно по-прежнему работать со своей командой, но возглавить ее должен доктор Блауштайн как самый лучший хирург! И нечего завидовать, говорил Заяц, нечего возмущаться! В общем, совершенно неожиданно — даже для самого себя! — доктор Никлас М. Заяц превратился в человека очень счастливого и очень спокойного.

С тех пор как Уоллингфорд потерял руку, завещанную ему Отто Клаузеном, Заяц главным образом занимался изобретением протезов, которые придумывал и изготовлял у себя на кухонном столе под пение птичек. А Патрик Уоллингфорд играл роль некоего подопытного кролика, тем более что и самому Патрику было интересно опробовать на себе новые протезы доктора Заяца или по крайней мере продемонстрировать их в своей вечерней программе. Ну а для доктора это служило прекрасной рекламой.

Новый протез, изобретенный доктором и, как легко догадаться, названный «Заяц», уже выпускали в Германии и в Японии. (Немецкое изделие было немного дороже, но обе модели рекламировались и продавались по всему миру.) Успех протеза позволил доктору Заяцу вдвое сократить хирургическую практику. Он по-прежнему преподавал на медицинском факультете, но теперь мог уделить больше времени своим изобретениям, а также Руди, Ирме и (в ближайшем будущем) близнецам.

— Вам бы надо детей завести, — сказал Заяц Патрику Уоллингфорду. Он погасил в кабинете свет, и они тут же столкнулись лбами. — Дети изменят всю вашу жизнь.

Уоллингфорд нерешительно заметил, что хотел бы подружиться с Отто-младшим, и спросил, не посоветует ли доктор Заяц, как лучше вести себя с ребенком, если видишь его нечасто.

— Читать ему вслух! — заявил доктор Заяц, — Это самый лучший способ! Начните со «Стюарта Литтла», потом попробуйте «Паутину Шарлотты».

— Я отлично помню эти книжки! — воскликнул Патрик. — Мне когда-то очень нравился «Стюарт Литтл», а мама даже плакала, когда читала мне «Паутину Шарлотты».

— Людям, которые не плачут, когда читают «Паутину Шарлотты», следует делать лоботомию, — пробурчал Заяц. — А сколько лет Отто-младшему?

— Восемь месяцев, — ответил Уоллингфорд.

— Тогда еще рановато, он ведь, наверно, только ползать начал, — призадумался доктор. — Подождите, пока ему будет шесть или семь. Лет, разумеется. А когда ему исполнится восемь или девять, он уже сам будет читать и «Стюарта Литтла», и «Паутину Шарлотты». Но и в шесть-семь лет он прекрасно поймет эти книжки, если читать ему вслух.

— Шесть-семь лет… — задумчиво повторил Патрик. Сколько придется ждать, пока он сможет общаться с Отто-младшим?

Заяц запер кабинет, и они с Патриком спустились в лифте на первый этаж. Доктор предложил подвезти своего пациента до гостиницы — это было ему по пути, — и Уоллингфорд с радостью принял его предложение. И только в машине, слушая радио, узнал наконец об исчезнувшем над океаном самолете Кеннеди-младшего.

  77