Последние отзывы

  96  

Патрик растерялся и слегка вздрогнул, когда Энжи впихнула ему в рот скользкий комочек жвачки; в какой-то момент ему даже показалось, что он откусил ей язык К подобным играм он не привык, нечасто ему приходилось иметь дело с любительницами чуингама. Голая спина Энжи напряглась под его рукой, он грудью чувствовал ее груди, прикрытые лишь мягкой кофточкой. Он почти достиг своей цели: хорошо бы Мэри Шаннахан собственными глазами увидела, как он лапает гримершу Энжи и целуется с ней! Впрочем, он не сомневался: об этом Мэри и так доложат еще до того, как начнется эфир.

— У тебя пять минут, Пат! — крикнула ему одна из сотрудниц.

Энжи, так и оставив свою жвачку у него во рту, принялась судорожно обдергивать кофточку. Как раз вернулась и парикмахерша, крупная чернокожая баба, от которой вечно пахло изюмом и корицей. Она притворно сердилась, если Патрик не нуждался в ее услугах. Иногда она все же прыскала ему на волосы лаком или втирала в них немного геля. Но сегодня лишь похлопала его по макушке и опять убралась из гримерки.

— Ты хоть знаешь, во что вляпался? — спросила его Энжи. — У меня ведь всяких сложностей навалом! У меня полно проблем, понимаешь?

— Каких проблем, Энжи?

— Ну, если мы нынче вечером пойдем куда-нибудь, так мне сперва надо целую кучу дел спихнуть, — пояснила она. — Сколько одних телефонных звонков сделать надо, ужас!

— Но мне бы совсем не хотелось осложнять тебе жизнь, Энжи…

Она не слушала; она сосредоточенно рылась в своей сумочке — надо полагать, искала записную книжку. Нет, как оказалось, не книжку, а очередную пластинку жвачки.

— Слушай, — она уже снова жевала, — так ты нынче вечером куда-нибудь намылился со мной, или как? Нет проблем — мне только позвонить надо. Прямо сейчас.

— Ага, намылился, — кивнул Патрик.

Почему бы и нет? Почему бы и не сегодня? Он ведь не только не женат на миссис Клаузен, но она никак не поощряет его намерения. Вряд ли он когда-нибудь женится на ней, хотя ему бы очень хотелось просить ее руки. Так почему же не оттянуться напоследок? При сложившихся обстоятельствах некоторая вольность не только понятна, но и вполне допустима. (По крайней мере, с точки зрения прежнего Патрика Уоллинг-форда.)

— Мне, наверно, надо будет оставить своим твой телефон, — продолжала между тем Энжи. — Говори номер, я никому его не дам, только уж если очень нужно будет…

Он написал ей номер на клочке бумаги; в это время в дверях опять появилась та же сотрудница, которая, естественно, увидела, как он передает Энжи записку. «Так! — весело подумал Уоллингфорд. — Все лучше и лучше!»

— Осталось две минуты, Пат, — сообщила бдительная сотрудница.

Мэри уже ждала его в студии. Подставила ладонь и велела:

— Выплюнь жвачку, дубина!

На ладони у нее лежала бумажная салфетка. Больше Мэри не прибавила ни слова, и Патрик с огромным удовольствием выплюнул скользкий комок прямо ей в руку.

— Добрый вечер! — Этим дежурным приветствием он начал свою пятничную программу. Слов «добрый вечер» на экране телесуфлера не было, но Уоллингфорду хотелось, чтобы речь его звучала натянуто и фальшиво — в тон дальнейшему тексту. — Бывают дни или даже недели, когда приходится выступать в неблагодарной роли гонца, приносящего дурную весть. Мы бы, конечно, предпочли роль друга и утешителя, а не ужасного вестника, но сейчас выпала как раз такая неделя, — послушно бубнил он.

У него было ощущение, что слова падают рядом с ним на пол, как мокрая одежда — этого он и добивался. Когда на экране возник монтажный сюжет из старых кадров, Патрик понял, что камера сейчас на него не смотрит, и оглянулся, ища глазами Мэри. Но она уже ушла вместе с Уортоном. Бездарный телесюжет уныло тянулся, как слишком длинная церковная служба. Да уж, думал Патрик, нетрудно догадаться, каков сейчас рейтинг их передачи!

Наконец на экране возникли отснятые каким-то папарацци кадры с Кэролайн Кеннеди-Шлоссберг, пытавшейся заслонить сына от наглого глаза телеобъектива. Когда изображение на секунду застыло, Патрик приготовился произнести заключительные слова. Времени оставалось ровно столько, чтобы сказать: «Спокойной ночи, Дорис. Спокойной ночи, мой маленький Отто», или что-нибудь равное по длительности.

Хотя Уоллингфорд отнюдь не считал, что изменил миссис Клаузен, — они ведь даже и не женаты! — ему все же казалось предательством закончить эту передачу обычным пожеланием спокойной ночи ей и их сыну. Памятуя о том, чем он занимался прошлой ночью с Мэри Шаннахан, и зная, чем будет заниматься сегодняшней ночью с гримершей Энжи, он не испытывал ни малейшего желания поминать само имя миссис Кляузен.

  96