Может, ту женщину, у которой муж недавно покончил с собой, а свекровь отсудила детей?
— Я против, — сказал Гарп.
— Может, двух джеймсианок, которые на днях заходили сюда?
— Позвольте, позвольте, — опять запротестовал Гарп. — Что? Джеймсианки? Им сюда вход заказан.
— А Дженни всегда их принимала, — возразила Роберта.
— Так то Дженни, — отрезал Гарп.
Остальные члены Попечительского совета в общем были согласны с ним. Джеймсианок и раньше не любили. А теперь их экстремизм выглядел, по меньшей мере, жалким и нелепым.
— Но для нас это уже фактически традиция, — настаивала на своем Роберта.
Она рассказала о джеймсианках, которые когда-то долго гостили в доме Дженни; потом уехали в Калифорнию, хлебнули горя и снова вернулись в бухту Догз-хед.
— Своего рода сентиментальное путешествие в прошлое, — заметила Роберта.
— О Господи, Роберта! — воскликнул Гарп. — Гоните их вон.
— Ваша матушка всегда их жалела.
Марши Фокс, чье немногословие восхищало Гарпа, проронила:
— Эти хоть трещать не будут.
Засмеялся почему-то один Гарп.
— Я все же думаю, Роберта, нам не стоит их принимать, — поддержала Гарпа Джоан Эйкс.
— Они в обиде на общество, — вмешалась Хильма Блох. — Такое состояние заразительно. Хотя в каком-то смысле они олицетворяют собой самый дух нашего заведения.
Джон Вулф округлил глаза.
— Есть еще кандидатура, — продолжала Джоан Эйкс. — Она врач. Исследует влияние абортов на рост злокачественных опухолей. Что будем делать с ней?
— Поселим ее на третьем этаже, — предложил Гарп. — Я видел ее, страшилище еще то, отпугнет любого, кто пойдет наверх.
Роберта недовольно нахмурилась.
Первый этаж приюта был самым просторным. Здесь находились две кухни, четыре туалетные комнаты; в маленьких уютных спальнях жило человек двенадцать; были еще „конференц-залы“, как их называла Роберта (во времена Дженни Филдз это были просто гостиные и комнаты отдыха). И в довершение всего — огромная столовая, куда все сходились к обеду. Сюда же приносили почту, и в любое время дня и ночи здесь собирались все, кто испытывал дефицит общения.
Этот самый населенный этаж не подходил людям искусства. Но тех, кто надумал свести счеты с жизнью, лучше всего было селить именно здесь. Как сказал членам Попечительского совета Гарп: „Не имея возможности выброситься из окна, им останется только морская пучина. А решиться на такую смерть гораздо труднее“.
Роберта управляла пансионатом строго, но с материнской заботливостью. Она была способна отговорить человека от любого намерения, а уж если ей это не удавалось, приходилось пускать в ход грубую силу. У нее были прекрасные отношения с полицией, чего никогда не было при Дженни. Иной раз полиция отлавливала зареванных кандидаток в самоубийцы в отдаленной части пляжа, на краю дощатого пирса, и с неизменной деликатностью возвращала их под крыло Роберты. Вся местная полиция состояла из заядлых болельщиков, которые не могли забыть неукротимые атаки правого крайнего Роберта Малдуна и его точные сильные пасы.
— Вношу предложение: впредь отказывать в помощи всем без исключения джеймсианкам и ни одну не пускать даже на порог, — сказал Гарп.
— Поддерживаю! — одобрила его идею Марши Фокс.
— Поставим вопрос на обсуждение, — обратилась ко всем Роберта. — Что касается меня, я не вижу необходимости вводить это правило. Конечно, мы не должны оказывать поддержку тому, что нам представляется глупейшей формой политического протеста. Но согласитесь, вполне может быть, что эти безъязыкие женщины действительно нуждаются в помощи. И думаю, очень скоро обратятся к нам за помощью, которая им необходима как никому.
— Они ненормальные, — не сдавался Гарп.
— Ну и что из этого? — спросила Хильма Блох.
Марши Фокс продолжала доказывать:
— Реальную пользу обществу могут принести только те женщины, у кого есть язык. В самом деле, они борцы, и язык — их главное оружие. И я отнюдь не приветствую идею — вознаграждать глупость и самолично наложенный на себя обет молчания.
— Молчание тоже добродетель, — заметила Роберта.
— О Господи! — не выдержал Гарп.
И вдруг он понял, почему джеймсианки приводили его в большую ярость, чем все Кенни Тракенмиллеры этого мира, вместе взятые. Он видел, интерес общества к джеймсианкам падает, но не так быстро, как бы ему хотелось. А ему хотелось, чтобы они вообще исчезли с лица земли. Этого мало! Они должны стать всеобщим посмешищем. Хелен как-то сказала ему, что эти несчастные просто не заслуживают такой лютой ненависти.