— Лезу выше, — объявила Миранда. Она отползла к стволу и стала примериваться, куда бы поставить ногу.
У Пенна при взгляде на неё кружилась голова. Мелькнула сумасшедшая мысль — надо, наверно, влезть на дерево и снять её. Но он боялся высоты, и его так затошнило, что он еле удержался на ногах.
— Миранда, — произнес Феликс властным тоном. — Выше не лезь. Спускайся, и спускайся не спеша. — Он держал руку на плече Энн.
— Вы правда хотите, чтобы я спустилась? — спросила Миранда. Она замерла на месте и почти не была видна, только ноги белели в темной листве.
— Безусловно, — сказал Феликс. — Спускайся немедленно.
Минута молчания.
— Ну хорошо, — сказала Миранда. — Смотрите, сейчас прыгну.
— Не смей! — вскрикнула Энн.
Но Миранда прыгнула. Кто-то громко ахнул. Пенн ринулся вперед. В какой-то дикий миг он увидел, как она оторвалась от ветки, как вспорхнула вверх её юбка. В следующий миг что-то ударило его в плечо с такой силой, что он отлетел на несколько шагов и рухнул на колени. Это Феликс, опередивший его, поймал Миранду в объятия и вместе с ней повалился на траву в слепящем мелькании рук и ног.
Секунду после того, как эта куча мала затихла, никто не двигался. Потом Энн со стоном устремилась к распростертой на траве Миранде. Но та уже зашевелилась. Она приняла сидячее положение и стала тереть себе ногу. Феликс медленно поднимался с земли.
— Ну как ты, ничего? — спросила Энн, стоя на коленях возле дочери.
Миранда тяжело дышала. Она ответила не сразу.
— Ничего, только щиколотку очень больно. — И заплакала.
— Не пробуй встать, — сказала Энн. — Ну-ка, подвигайся, повернись. Кости целы?
— Хорошая порка — вот что ей нужно, — сказала Милдред.
— Я правда ничего, — сказала Миранда сквозь слезы, одной рукой держась за ногу, а другой утирая глаза. — Только вот щиколотка. Ужас как больно.
Потребовалось время, чтобы все удостоверились, что у Миранды действительно ничего не сломано, разве что лодыжка. Было решено перенести её в дом. Феликс, посоветовавшись с Энн, склонился над Мирандой и бережно подхватил её на руки. Потом выпрямился и понес её, все ещё плачущую, к мосту, а остальные двинулись следом.
Пенн встал на ноги сам. Плечо у него отчаянно болело от столкновения с Феликсом, но его-то никто не спросил, как он себя чувствует. Они с Хамфри замыкали шествие. Медленно вступая на мост, Пенн почувствовал, что глаза у него полны слез. Хамфри обнял его за плечи.
Глава 27
Идея оставить Миранду в Сетон-Блейзе принадлежала, разумеется, Милдред, но понравилась всем. Понравилась Миранде, потому что это означало лишние каникулы, понравилась Феликсу, потому что это означало возможность получше познакомиться с девочкой и обеспечивало частые посещения Энн, понравилась самой Энн (как он надеялся — по тем же причинам), понравилась Хамфри, потому что Пенну теперь требовалось утешение, понравилась Милдред, потому что пришла в голову ей, а не кому-нибудь другому. Только Пенн помрачнел.
Срочно вызванный врач нашел у Миранды сильное растяжение связок и предписал полный покой; взрослым он потом объяснил, что больше всего опасается нервного шока. Миранду устроили на широком диване в библиотеке, и оттуда она, сначала очень весело, командовала всем домом, поглощая вдобавок к обычной еде невероятное количество кофе, печенья, шоколада, пирожков и мороженого.
Феликс пребывал в каком-то странном состоянии. Он был сильно влюблен. Со смешанным чувством радости и смятения он замечал, с какой устрашающей быстротой его тихая и разумная (как ему казалось задним числом) любовь к Энн превращалась в страсть, сотрясавшую его бурными, опустошающими порывами. Открыв Энн свою любовь, он изменил весь мир. Он стал другим человеком, и Энн стала другая, и местность, в которой они обитали, была не прежняя. Однако же среди этого нового пейзажа они, сами тому удивляясь, продолжали узнавать друг друга и за это держались, когда возникала опасность споткнуться.
У Феликса радость, в общем, перевешивала страх. Влюбляясь, молодеешь, и Феликс поддался этому омолаживающему процессу, как приятному курсу лечения. Успокаивала его и отсрочка, во время которой внешние факторы работали на него. Он бросил в воду камень и теперь смотрел, как расходятся круги. Минутами он сам дивился своей дерзости. Однако ему казалось, что его поспешность, хотя и граничила с насилием, сама по себе заслуживает награды. Он как бы внушал Энн свою волю на расстоянии, и могущественная любовь делала его в собственных глазах великаном, вселяла уверенность в удаче.