108 
— Как пройдет митинг в следующее воскресенье?
— С блеском. Похоже, мы все-таки соберем пятьдесят тысяч черных братьев на Лужайке. А теперь иди — мне еще речь писать.
Как и было приказано, Уэсли-Али отправился на Одиннадцатую улицу: пустить слух, что сам Мохаммед эль-Неср выступит в следующее воскресенье на холломенской Лужайке. Явка не то чтобы обязательна, но каждый должен уговорить прийти своих друзей и соседей. Мохаммед был блистательным, харизматичным оратором, которого стоило послушать. Любой чернокожей девочке грозит опасность, но Мохаммед эль-Неср знает, что делать.
Однако в дальнем уголке вечно занятого ума Уэсли-Али теплилась мысль, что лучшего мученика, чем сам Мохаммед, не найти. Жаль, что никто из белых не додумается пристрелить Мохаммеда. Но добропорядочный Коннектикут — это не Юг и не Запад: здесь нет ни неонацистов, ни членов ку-клукс-клана, даже воинствующих обывателей — и тех нет. Это рай для всех, кто ценит свободу слова.
Что бы там ни думал Уэсли-Али, Кармайн знал, что в Коннектикуте есть и неонацисты, и куклуксклановцы, и агрессивные обыватели, а еще он помнил, что почти все они способны лишь трепать языками. Но за каждым расистом-фанатиком бдительно присматривали: Кармайн решил, что никому не позволит всадить в Мохаммеда эль-Несра пулю. Пока Мохаммед организовывал митинг, Кармайн соображал, как защитить его: где разместить полицейских снайперов, сколько копов в штатском подослать в толпу, охваченную ненавистью к белым. Не хватало еще, чтобы пуля срезала Мохаммеда эль-Несра на взлете и превратила в мученика.
Но в субботу вечером начался снегопад, февральская буря за ночь намела полуметровые сугробы, а ледяной ветер довершил ее работу — позаботился о том, чтобы митинг на холломенской Лужайке не состоялся. Уже в который раз погода спасла людей.
А у Кармайна наконец выдалось свободное время, чтобы съездить на шоссе номер 133 и выяснить, дома ли миссис Элиза Смит. Она была дома.
— Мальчики ушли в школу разочарованные. Если бы снег не закончился вчера ночью, сегодня уроки бы отменили.
— Им можно посочувствовать, зато мне повезло, миссис Смит.
— Вы о митинге чернокожих?
— Вот именно.
— Бог любит мир, — просто сказала она.
— Почему же не защищает его? — возразил ветеран военной и гражданской службы.
— Потому что он создал нас и удалился куда-то в другое место бесконечной Вселенной. Наверное, создавая нас, он предусмотрел в своем создании особый винтик, делающий нас миролюбивыми существами. Но со временем винтик истерся — и вот результат! Бог даже вернуться не успел, было уже слишком поздно.
— Любопытная теория, — заметил Кармайн.
— Я испекла кексы-«бабочки», — сообщила Элиза, направляясь на кухню. — Хотите попробовать? Я сварю кофе.
«Бабочки» оказались маленькими подрумяненными кексами, с которых Элиза срезала верхушки, заполняла выемки сладкими взбитыми сливками, затем разрезала верхушки пополам и вставляла их в крем под углом, так что получалось два крыла. На вкус кексы были просто изумительными.
— Уберите их, пожалуйста, — взмолился Кармайн, проглотив четыре штуки. — Иначе я не уйду, пока не съем все.
— Как скажете. — Она перенесла кексы на кухонный стол и вернулась на место. — Итак, что привело вас сюда, лейтенант?
— Дездемона Дюпре. Она сказала, что я должен поговорить с вами о сотрудниках Хага, потому что вы знаете их, как никто другой. Так вы просветите меня или выставите за дверь?
— Три месяца назад выставила бы, но с тех пор все изменилось. — Она повертела на столе свою кофейную чашку. — Вы знаете, что Боб не вернется в Хаг?
— Да. Видимо, об этом уже знают все сотрудники центра.
— Это трагедия, лейтенант. Он конченый человек. В нем всегда была темная сторона, и поскольку мы знакомы всю жизнь, я знала и про нее.
— Что вы подразумеваете под темной стороной, миссис Смит?
— Полную депрессию. Зияющую бездну. Так называл ее сам Боб. Первый приступ случился у него после смерти нашей дочери Нэнси. От лейкемии.
— Искренне сожалею.
— И мы тоже. — Она сморгнула слезы. — Нэнси была старшей, умерла в семь лет. Сейчас ей было бы шестнадцать.
— У вас есть ее снимки?
— Множество, но я прячу их — из-за депрессии Боба. Подождите минутку. — Она ушла и вскоре вернулась с цветной фотографией без рамки. Прелестная девочка. Кудрявые светлые волосы, огромные голубые глаза и довольно тонкие материнские губы.
108 
