Я иду быстро, как будто боюсь опоздать к какому-то важному событию. И, естественно, как всегда, опаздываю. Вам когда-нибудь приходилось заявляться в кинозал в середине сеанса? Если фильм интересный, то на ваше появление никто не прореагирует, как это могло бы случиться в самом начале картины. Нет, в середине хорошего фильма все уже загипнотизированы происходящим на экране. И когда вы, извиваясь, протискиваетесь между спинками кресел и коленками, то зрители, которым вы помешали, в свою очередь, как змеи, вытягивают шеи, чтобы не отрывать взгляд от экрана. А вы садитесь на свое место, понимая, что вам уже не догнать ни зрителей в зале, ни сюжет на экране. Поэтому вам остается только особенно громко смеяться над случайно выхваченными из действия шутками.
Первое, что я вижу, когда сворачиваю в переулок к нашему дому, это две пожарные машины с открытыми «бойницами» железных люков, из которых тянутся похожие на раскормленных удавов пожарные шланги. Второе, что я вижу, это стоящий на обочине аквариум, заросший изнутри бурыми волосами водорослей. Третье, что я вижу, это мама с улыбкой человека, угадавшего номер в лотерее, но забывшего купить билет, стоящая рядом с пожарной машиной и наблюдающая, как сверху из разбитого окна на мокрый асфальт летят наши вещи. Эти три кадра дают мне полное представление о сюжете «фильма», на который я опоздала. Мне остается только досмотреть его до конца, насладившись последними режиссерскими и операторскими находками. Стараясь не привлекать к себе внимания, я иду вдоль сцены, на которой разыгрывается действие, лишенное всякого смысла, но по-своему красивое, как все бессмысленное.
Красные пожарные машины сияют какой-то совершенно нереальной чистотой, которая никак не вяжется с повсеместной и всепроникающей московской грязью, неотделимой от воздуха. Кажется, что машины только что вымыли специально для этой сцены. Зеленые пожарники напоминают людей из реалити-шоу. Они знают, что их снимают многочисленные камеры, но не подают виду, что замечают это. Режиссер строго-настрого запретил им смотреть в камеру. Но каждый из них спиной чувствует холодный взгляд объектива и старается быть более убедительным и выразительным, чем в жизни. Поэтому все участники реалити-шоу выглядят так нелепо. Жестикулируют, как глухонемые, перебравшие с циклодолом. Не переставая надрывно орут друг на друга. И даже когда лупят друг друга или бьются в истерике, то двигаются замедленно, потому что обдумывают каждое свое движение, чтобы лучше смотреться в кадре.
Зеленые пожарники, одетые в костюмы из фильмов про ядерную катастрофу, тоже важно вышагивают, широко расставляя ноги. Без видимых причин они идут от машин к подъезду, от подъезда к машинам, входят в проем двери. Резиново-брезентовыми руками, которыми, судя по виду, можно было бы обогащать уран, не боясь получить смертельную дозу радиации, эти безупречные воины постъядерной эры чертят в воздухе какие-то фигуры и схемы. Периодически кто-то из них выразительным движением терминатора подносит к уху рацию и так, чтобы слышали толпящиеся на холодной и мокрой улице испуганные соседи и зеваки, вещает:
– Информации о перекрытиях нет. Поэтому пролейте все как следует!
Через несколько секунд рука с рацией снова перемещается в положение «СВЯЗЬ»:
– Дайте напор! Напор, говорю, дайте! Вашу мать! – орет пожарник так, чтобы у стоящих посреди лужи наших соседей из нижней квартиры не осталось сомнений в том, что их венецианская штукатурка обречена.
Почему люди с таким удовольствием смотрят фильмы, в которых напалмом выжигают деревни, тысячи людей гибнут в потоках глобальных наводнений, кучки выживших бредут по опустошенным эпидемиями городам? По моей версии, одна из причин этого каннибальского удовольствия – это то, что кино не передает запах. Наше представление о запахе кремируемого трупа – это всего лишь еще одна вялая попытка пощекотать себе нервы. Что-то вроде онанизма. Попробуйте поджечь в квартире свои волосы или отрезанные ногти. Тошнотворный невыветриваемый запах, который получится, умножьте в десятки раз. Возможно, тогда у вас сложится минимально приближенное к реальности представление о том, что вы видите в кино.
Запах, который стелется по переулку, мало чем отличается от запаха горящей свалки на окраинах города. По сути, вся наша жизнь – это мусор, упорядоченный в той или иной степени. Горящая куртка из натурального меха пахнет всегда одинаково, независимо от того, висит она в шкафу или валяется в куче другого мусора на городской свалке.