... 
109 
Обоза, завязшего в грязи на дороге в нескольких милях от Поляны Коула, весть о сражении достигла почти сразу после полудня, и Сарториус, взяв с собой лишь хирурга-ассистента, санитара и Стивена Уолша, поехал разворачивать операционную в палатке у самой передовой. Такой приказ получил не только он, но и некоторые другие полковые врачи. Сарториус и ассистент с санитаром ехали на лошадях верхом. Стивен, сев за ездового, гнал фургон с медикаментами. Путь был непрост — по большей части ехать приходилось не по дороге. Уолш то и дело слышал, как звякают в ящиках пузырьки с лекарствами. Мулы натягивали постромки, колеса то застревали у камня, то рывком через него перескакивали, подчас, опасно накреняя экипаж, проваливались в ямы с грязью, а стоило фургону разогнаться, Стивена и вовсе начинало кидать и подбрасывать в воздух. Звуки боя доносились уже совсем отчетливо. Отовсюду слышались выкрики и треск ружейной пальбы, так что, пока вслед за полковником поднимались по довольно крутенькой подъездной дорожке на взгорок к плантаторскому дому, Стивен вновь ощутил, что значит понюхать пороху.
Палатку полевой операционной поставили у подножья черного дуба всего ярдах в двухстах позади траншей, работы по укреплению которых бревнами и фашинами еще продолжались. В теории предполагалось, что раненым здесь будут оказывать лишь первую помощь, после чего прибывшие санитарные кареты увезут их от передовой подальше. Санитар вдвоем с ассистентом соорудили на козлах операционный стол, а Стивен, сэкономив один кол палатки, забрался на нижний сук дуба и привязал там растяжку. Потом, заодно уж, влез и повыше — интересно все-таки с высоты осмотреться. Справа виднелась еще одна линия окопов северян, на дороге за импровизированным бруствером тоже залегли солдаты. На взгляд Стивена, позиции выглядели утло — окопы мелкие, друг с другом не сообщаются… Да и артиллерии что-то не видать… Он даже удивился, чего дожидаются конфедераты — нет чтобы прямо сюда и вдарить, где к этому явно не готовы.
Ружейный огонь неожиданно смолк, и через пару секунд в тишине раздалась птичья трель.
Ближе к вечеру офицеры, наблюдавшие из укреплений, увидели, что посланные в пробную атаку удальцы сперва остановились, залегли, затем повернули назад, побежали и в конце концов прямо-таки кувырком с криками посыпались в свои траншеи. Смотри, идут, — проговорил сержант. Бобби Бразил поосновательнее пристроил винтовку на бревно. Вгляделся в смотровую щель. Действительно идут; и понятно, зачем идут, но тем не менее зрелище того, как они шли, было странно красивым: прямые, будто по линейке проведенные, шеренги, впереди конные офицеры с палашами наголо, знаменосцы с развевающимися боевыми флагами, и кричат, орут свои поганые сепаратистские кричалки, от которых у Бразила даже волосы на загривке встали дыбом. Откуда они, ч-черт, взялись! целая армия, будь она неладна, — пробормотал Бразил. Пли! — крикнул сержант, и он выстрелил, и все вокруг тоже, так что сразу заложило уши. Сквозь дым и пламя он видел, что в шеренге наступающих многие упали, но атака не захлебнулась, южане продолжают идти, да теперь, как он заметил краем глаза, пошли еще и с фланга — этакая длинная, искрящаяся вспышками огней единая лента, и пули — чок, чок, чок — зашлепали о бревно, замельтешили перед глазами обломки коры, и вдруг в поле зрения возник повстанческий офицер и его вставшая на дыбы лошадь; он развернул ее и махал своим солдатам — мол, вперед! — а сам широкой спиной у Бразила прямо на мушке, — эх, хороша добыча! Надо же ведь: такой большой, здоровенный дядя, доблестный воин и дамский угодник, а всей возни с ним — пальцем слегка нажать! Вот только — мама дорогая! — они уже взяли бруствер, прыгают ему чуть не на голову, причем первому Бразил успел — подставил штык, так из него — зар-раза! — еще и винтовку теперь не выдрать — что делать? бросить ее и бежать! — он бросил и побежал, по пути отмечая, что не один он такой, — а куда денешься, поди-ка, останови их! — и этот крик, этот животный визг несется не из одной только его глотки. И он что было сил побежал по лесу, пока не наткнулся на вторую линию траншей, куда свалился, хватая воздух ртом, пыхтя и задыхаясь позади реденькой цепочки синих мундиров, вжавшихся в землю, — теперь их черед. Вот и пускай теперь вместо меня отдуваются, — подумал Бразил, — потому что лично я этакий страх прежде испытывал только раз в жизни — когда меня в третьем классе на второй год оставили; ух и гадюка была эта наша сестра Агнесса Анжелика!
109 
