Особенно,... 
149 
— Король в превосходном настроении. В день вашего отъезда он узнал от курьера из России, что потерял одного своего старого недруга, российского канцлера.
Лицо принцессы Анхальт-Цербстской застыло. Берье повернулся к ней.
— Бестужев-Рюмин умер?[67] — спросила она хрипло.
— Нет, впал в немилость. Собственно, он приговорен к смерти. Но его брат по-прежнему на своей должности в Париже.
У Себастьяна екнуло в груди. Неужели его связи с Россией рассыпались в прах? И все ли еще в силе данные ему инструкции? Он удержался от того, чтобы спросить взглядом принцессу Анхальт-Цербстскую. Его сердце устремилось к баронессе Вестерхоф.
Сознавая, что Берье ловит любую реакцию сотрапезников на эту новость, Себастьян изобразил безразличие и поднял свой стакан:
— Ну что ж, выпьем за хорошее настроение короля.
Принцесса Анхальт-Цербстская тоже выпила, но для того, чтобы придать себе храбрости. Себастьян решил переговорить с ней, как только они окажутся подальше от Берье.
— Сколько еще времени займут ваши опыты? — спросил Берье Себастьяна.
— Два-три дня.
— Значит, я пробуду с вами это время и провожу вас в Версаль.
Хотя Берье и был привычен к придворным манерам, но тем не менее вел себя как полицейский — подкрадывался к тем, кто пытался вести уединенные беседы, следил за выражением лиц и слушал в три уха. Так что Себастьян с облегчением отправился обратно в Париж.
Он взял с собой три образца ткани, самым удивительным из которых оказался бархат: переливчатый еще до обработки, теперь, когда его вертели в руках, он просто искрился.
Едва вернувшись, Себастьян обнаружил у себя, в особняке маршала де Бель-Иля, записку от госпожи де Помпадур, приглашавшей его на малый ужин в тот же вечер. Он помчался к баронессе Вестерхоф. И нашел ее спокойной, почти по-лунному безмятежной.
— Падение Бестужева-Рюмина не слишком много изменит, — сказала баронесса. — И что бы оно ни повлекло за собой, это не продлится долго. Императрица доживает свои последние месяцы.
— Но и вы, и я, и другие будем скомпрометированы. Станет известно, что мы были его эмиссарами…
Баронесса посмотрела на него свысока и словно забавляясь.
— Успокойтесь. Мы на службе у Засыпкина, а ведь именно Засыпкин способствовал опале Бестужева-Рюмина.
— Почему?
— Потому что власть канцлера слишком ослабела.
От такой гнусности у Себастьяна перехватило дух. Баронесса заметила это.
— Я иногда задаюсь вопросом, в каких благословенных сферах вы жили, граф. Неужели вам неизвестно, что такое власть на самом деле? Это добыча, за которую грызутся между собой дикие звери. Как только вы ее лишаетесь, на вас начинается охота. Вас сразу объявляют неудачником, преступником, тайным врагом. Те, кто вам льстил накануне, теперь готовы подсыпать вам яду в бокал.
Себастьян положил ложечку меда в свой кофе.
— Вы увидите короля сегодня вечером, — продолжила баронесса. — Судя по тому, что вы мне сообщили, он в вас нуждается. Он привычен к тайной дипломатии и не доверяет своим послам, подозревая, что они заботятся о собственном благе, а вовсе не о его. Впрочем, тут он не ошибается. Личный же посланец ждет милости только от короля и будет всецело ему предан. Так, по крайней мере, можно быть уверенным в его надежности.
— Чего он ждет от меня?
— Не знаю. Возможно, хочет поручить вам какую-то дипломатическую миссию.
Людовик действительно почтил ужин своим присутствием и был весьма любезен. Тем не менее какое-то непонятное недовольство не сходило с лица госпожи де Помпадур. Берни же и Берье, тоже присутствовавшие за столом, напоминали двух котов, подстерегающих мышь.
Себастьян ждал.
После ужина король велел позвать смотрителя своего гардероба и приказал ему принести некий алмаз, находившийся в такой-то шкатулке, и ювелирные весы, стоящие на такой-то полке. Когда ему принесли камень и инструмент, король положил одно на чашку другого и объявил:
— Четыре грана с мелочью.[68]
Затем обратился к Себастьяну:
— Такой, каков он есть, этот алмаз стоит шесть тысяч ливров. Избавленный от изъяна, он стоил бы по меньшей мере десять тысяч. Раз вы умеете очищать камни благодаря секретам, которые, по вашим словам, узнали в Индии, то не согласитесь ли помочь мне выиграть четыре тысячи ливров?[69]
67
Алексей Петрович Бестужев-Рюмин (1693–1766) был обвинен тремя годами раньше в сговоре с главнокомандующим русскими войсками Степаном Апраксиным — он якобы подстрекал его не драться во время русского наступления на Пруссию (которое закончилось русской победой при Гросс-Егерсдорфе). Обвинение было явно абсурдным. В действительности же императрица Елизавета и ее придворные ставили ему в вину слишком активную подготовку к восшествию на престол великой княгини Екатерины, дочери принцессы Анхальт-Цербстской, которая была в дружеских отношениях с Сен-Жерменом. Старший брат канцлера, Михаил Петрович (1688–1760), стал жертвой интриг посла Франции маркиза де Ла Шетарди, желавшего дискредитировать Бестужевых-Рюминых: его жена была несправедливо обвинена в заговоре против короны, публично бита кнутом и сослана по урезании языка. Но карьера самого Михаила Петровича блестяще устояла в этом испытании. (Прим. автора.)
68
Гран — единица веса для ювелиров и золотых дел мастеров; он равнялся 0,053 г; таким образом, четыре грана составляют 0,212 г, то есть чуть больше одного карата (0,2 г). (Прим. автора.)
69
Этот анекдот приводит г-жа де Жанлис в своих «Мемуарах». (Прим. автора.)
149 
