... 
24 
Он сказал мне, что криминальный бизнес, как и любой другой, требует постоянного внимания хозяина; кто, кроме хозяина, печется о деле, следит за прибылью, за тем, чтобы все ловили мышей, и прежде всего за ростом бизнеса, поскольку, как он объяснил мне, предприятие в наши дни не может держаться, оставаясь на прежнем уровне; если оно не растет, оно усыхает, оно похоже на живой организм, который, остановившись в росте, начинает умирать, не говоря уже о специфической природе его предприятия, очень сложного предприятия, связанного не только со спросом и предложением, но и с тонкими управленческими ходами и дипломатическим искусством, одна выплата жалованья требовала создания специального контрольного отдела; люди, на которых приходилось полагаться, сущие вампиры: если они не получали своих проклятых денег, они начинали отлынивать, становились немыми, растворялись в тумане; в преступном предприятии ты всегда должен быть на виду или ты его потеряешь, все построенное тобой попадет в чужие руки, и, чем лучше и успешнее ты работаешь, тем скорее вонючки попытаются все отнять у тебя; и под вонючками он имел в виду не только судебные власти, но и конкурентов, а в этой области конкуренция была велика и действовали в ней отнюдь не джентльмены, и если они обнаруживали слабость в твоем бастионе, они тут же устремлялись именно туда, и если самый незначительный страж засыпал на своем посту или если кого-то из рядовых караульных можно было сманить с дежурства, я уже не говорю об уходе с командного поста самого хозяина, то ты конченый человек, потому что они двинут свои танки именно в эту брешь, какой бы она ни была, и здесь тебе каюк; они тебя больше не боятся, а без их страха ты покойник на ничейной земле, и от тебя останется так мало, что и в гроб положить будет нечего.
Я принимал эти заботы близко к сердцу, да и как я мог иначе, сидя на зарешеченном заднем крыльце двухэтажного кирпичного здания на Сити-айленде с великим человеком, поверяющим свои беспокойные мысли сироте Билли, малышу, приносящему счастье, потрясенному столь неожиданным доверием. Не узнав меня сначала, он потом вспомнил миг нашего знакомства и мое жонглирование; как же я мог не рассеять его черных дум, не сделать их навсегда своими, не разделить этот мучительный страх потери, сухие рыдания из-за несправедливых обстоятельств, стоическое удовлетворение от собственного терпения и умения предвидеть? Вот, значит, где находится то потайное место, в котором он скрывался, когда покидал защищенные владения — дом из красного кирпича с плоской крышей был похож на другие частные дома этой округи, правда, здесь, на коротенькой улице, он был единственным среди лачуг, как-никак остров принадлежал Бронксу; теперь я был одним из немногих, кто знал, Ирвинг, конечно, тоже знал — все-таки дом его матери — и его престарелая мать, естественно, знала, она бродила вокруг с мокрыми руками, готовила еду и следила за домом, расположенным на тихой боковой улочке с несколькими зимостойкими криптомериями, которые можно найти в любом городском парке, и мистер Берман знал, это он взял меня однажды прокатиться, когда повез мистеру Шульцу выручку и расчеты, что делал каждый день в одно и то же время. Сидя в огороженном дворе, я рассудил, что все соседи на улице, а может, и в нескольких ближайших кварталах тоже, должно быть, знали, как не знать, если на твою улицу пожаловал знаменитый гость и у тротуара день и ночь стоит черная машина с двумя людьми внутри; это был небольшой приморский поселок нью-йоркского типа, впрочем, мало чем похожий на Бронкс с его бесконечными мощеными холмами и низинами, с его жилыми домами, мастерскими, поездами надземки, трамваями и тележками торговцев; это был солнечный остров, и люди здесь должны были чувствовать себя особо, отрешенными от всего, я так и чувствовал себя теперь, словно воспарив над пространством; Саунд казался мне океаном, далеким горизонтом серого моря, вздымавшимся и опускавшимся лениво, как должны вздыматься шифер и камень, оторванные от земли, — с монументальной величавостью такого большого животного, что у него уже нет врагов. По соседству, за проволочным забором, находилась лодочная станция с самыми разными парусными и моторными лодками; одни были привязаны к мосткам, другие вытащены на песок, третьи стояли на якоре за пристанью. Лодка, привлекшая мое внимание, была пришвартована к пристани: ухоженная и готовая к отплытию быстроходная моторная лодка, корпус отделан лакированным красным деревом, сиденья — из тисненой красновато-рыжей кожи, лобовое стекло украшено бронзой, рулевое колесо как на легковой машине, на корме развевается маленький американский флаг. В заборе между домом и лодочной станцией, как раз на береговой кромке, зияла дыра, оттуда к пристани шла тропинка, и я понял, что все это сделано для бегства мистера Шульца, если, конечно, дойдет до этого. Я восхищался такой жизнью, жизнью, полной опасностей, проводимой в неповиновении властям, которые не любят тебя и ищут случая уничтожить, а ты должен защищаться, используя деньги, людей, оружие, покупая союзников, охраняя границы, будто в штате, вышедшем из федерации, рассчитывая только на свою волю, сообразительность и боевой дух, жизнью прямо в логове страшного зверя, в самом логове.
24 
