Особенно,... 
67 
Когда Тайлер почувствовал, что Эви приспособилась к его ритму, он задвигался быстрее.
Тайлер Монтейн, карточный игрок, бабник. Он использует ее точно так же, как и других женщин, а она позволяет ему это. И не просто позволяет, она обвила его ноги своими ногами, вся подается ему навстречу с каждым толчком и тихонько стонет, умоляя о том, чтобы он не останавливался.
Ритм его движений постепенно захватил ее полностью, и весь мир перестал существовать для нее.
Издав хриплый вскрик, Тайлер на всю глубину погрузился в нее. Одновременно он просунул между ними руку, и под лаской его пальцев Эви пережила небывалое потрясение. Из глаз брызнули слезы, и она изо всех сил прижала его к себе и не отпускала до тех пор, пока он не перестал трепетать там, внутри, излившись в нее до конца.
Эви не было больно, как в хижине. Напротив, она получила удовольствие, которое нельзя было сравнить ни с чем по силе ощущений. Но почему же ей тогда вдруг стало страшно, когда через несколько минут Тайлер вновь поцеловал ее и вновь вошел в нее?
— Вот теперь ты действительно моя жена, Эви, — шепнул он ей на ухо. — И ты станешь матерью моего ребенка.
Слова эти лишь усилили ее ужас.
— Только когда ты перестанешь мне лгать?
На лицо его упал тусклый свет от окна, и Эви увидела, как золотистым блеском сверкнули его глаза. А еще спустя мгновение в животе у Эви снова шевельнулась частичка этого человека, и ей стоило больших трудов сдержать стон.
Она поняла, что он сегодня не остановится до тех пор, пока она не попросит. Но Эви не знала, хочет ли просить об этом.
Глава 17
Время близилось к рассвету. Они лежали, обнявшись, на смятых влажных простынях, и на телах их поблескивали бисеринки пота. Эви знала, что не сможет шевельнуться, даже если очень захочет. Сил ни на что не осталось. Она чувствовала на своих ногах ногу Тайлера, и ей было приятно ощущать, как ее кожу щекочут его мягкие волосы. Его рука покоилась на ее груди. Балансируя на зыбкой границе сна и яви, она попыталась вообразить себе, что будет, если он уберет руку, и даже поежилась: ей станет холодно и одиноко.
Внутри у нее все ныло. Во-первых, Тайлер поразил ее своими размерами… Во-вторых, она была неопытна и, наконец, они проделали это за ночь столько раз, что даже со счета сбились. Кажется, только насытились друг другом, расцепили объятия и, тяжело дыша, повалились рядом на постель, будучи не в силах пошевелиться, но уже спустя пару минут по телам их будто проходил мощный электрический разряд и они вновь сплетались в одно целое. Нет, с ним Эви не было ни холодно, ни одиноко.
Но с наступлением рассвета одиночество вдруг навалилось на нее огромной тяжестью. Эви уж и не помнила, когда в последний раз испытывала столь острый приступ. В детстве она думала, что воспитательница — это и есть ее мама, а вопрос об отце как-то не возникал. Лишь много позже она спросила у воспитательницы, почему к ней именно так нужно обращаться и почему у нее в отличие от других девочек нет отца. Добрая женщина никогда не лгала Эви. Она не говорила всей правды, но по крайней мере не лгала.
Не то что сама Эви. Когда ей исполнилось четырнадцать, она рассказала своим подружкам, что ее папа железнодорожный магнат, он все время в разъездах, следит, чтобы с поездами ничего не случилось. А мать ее умерла в расцвете своей красоты, и отец так и не смог после нее никого полюбить.
К тому времени, как ей исполнилось восемнадцать, Эви стала сочинять свои истории тоньше и изощреннее. Воспитательница была произведена в родную тетку, а у отца появились влиятельные враги, которые хотели навредить ему через дочь. И поэтому он вынужден был ее спрятать. Никаких изменений не претерпела лишь романтическая история о смерти матери.
Но воспитательница-то не лгала, поэтому все соседи знали, что Эви и Дэниел — приемные. Под этим вежливым понятием подразумевалось то, что настоящие родители знать не хотят своих детей и платят воспитательнице за то, чтобы они жили у нее. Почему так вышло, догадаться было не очень сложно. С Дэниелом все было ясно: калека на всю жизнь, кому он нужен.
Едва он родился, как все решили, что мальчику суждено будет хромать всю жизнь. Эви было всего два года, когда в доме появился Дэниел. Она не могла вспомнить его родителей, но на всю жизнь запомнила, как он плакал в люльке. Он плакал днем и ночью, и этот кошмар продолжался долгие месяцы.
Эви все время таила надежду, что однажды ее родители приедут за ней, но эта надежда сильно ослабла, когда она узнала, что они специально платят воспитательнице за то, чтобы она с ней возилась.
67 
