Особенно,... 
167 
– Что это? – тихо спросила Ганна Петровна.
Владислав Викторович вздохнул.
– В библиотеке нашей, в запасниках… Пылищи! Уговорил Оксану Васильевну, пустила она меня к тем трем с половиной книгам, что от панской библиотеки остались…
Ганна Петровна подняла глаза:
– Что-то осталось все-таки…
– Да. – Владислав Викторович вздохнул снова. – И там между страниц… остатки семейного архива. Пара листочков, и надо же, как повезло, – о вашей орхидее…
– Повезло, – эхом откликнулась Ганна Петровна.
Владислав Викторович сложил листок в папку вместе с другими. Завязал белые тесемки – аккуратно, на «бантик».
– Ганна Петровна… Вы-то откуда знаете, что затворницу Анной звали?
6
– Беда, Владислав Викторович, – угрюмо сказал директор.
Ганна Петровна вот уже три дня не выходила на работу. Болела.
– Мать у меня только что была… Ее мать, Ганны. Говорит, неладно дело… Сидит, говорит, Ганнуся в оранжерее сиднем… И не говорит ни с кем. Не ест, не пьет… В кровать не ложится… Спрашивала, что делать?
Владислав Викторович ждал несчастья. Хоть себе не признавался, но в душе – ждал. С того самого последнего чаепития.
– Что делать, Владислав Викторович? – Директор смотрел требовательно и как будто обвиняюще. Чуял директор, видевший паленого волка, что случилось между молодыми коллегами неладное – тогда еще. В сентябре.
– Последний урок. – Физик посмотрел на часы. – А там… Не звали меня, правда, но готов идти непрошеным.
В доме биологички пахло валерьяновыми каплями. Непривычный в этих стенах, панский запах. Мать Ганны встретила Владислава Викторовича настороженно: подозревала, вслед за директором, что лихая перемена с дочерью случилась не без участия молодого коллеги.
– Ганнуся! – крикнула с фальшивой веселостью. – Гости к тебе!
Физик содрогнулся, переступив порог оранжереи. Тут царил густой аромат – сладкий, томный, от него мутилось в голове. Владислав Викторович споткнулся о собравшийся в складки половик у двери…
Ганна Петровна сидела перед расцветшей орхидеей. Светло-фиолетовый цветок тянулся к ее лицу раздвоенным язычком. Ганна Петровна смотрела на коллегу с удивлением и страхом. Лицо ее казалось бледным, как лепестки орхидеи, страдальческим и незнакомым.
– Ганна Петровна, – пробормотал Владислав Викторович. – Ганна… Прошу прощения, что без приглашения… Но все так о вас тревожатся… Анна… Петровна…
И, не понимая до конца, что делает, опустился на одно колено, взял белую тонкую ладонь в свои, загорелые и крепкие, приложился губами к синей жилке на тыльной стороне ладони.
Девушка не пыталась остановить его. Не вырвала руку, не выказала ни малейшей неловкости. Наоборот: странный поступок физика вдруг пробудил в ней доверие. Во всяком случае, теперь она смотрела без страха – на смену ему пришла слабая надежда.
Запекшиеся губы шевельнулись:
– Кто… вы?
– Какой отпуск? – бушевал директор. – Начало учебного года – и отпуск?! Не ждал от Ганны такого… Кто мне сейчас биологичку найдет? Кто программу выполнять будет? А?
– Не может она работать, – в пятый раз говорил Владислав Викторович, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. – И на сессию не поедет – академотпуск возьмет…
Директор неожиданно угомонился. Сел за стол, переложил туда-сюда пару отпечатанных на машинке бумаг.
– Ты мне смотри, – сказал, поглядывая на завуча исподлобья. – Не дай бог окажется, что ты в этом деле… В больницу она ездила? В район?
Владислав Викторович, оскорбленный глупым подозрением, не смог сдержать горькой улыбки.
– Что ты лыбишься?! – снова вскипел директор.
– Если бы все было так просто, – искренне признался Владислав Викторович. – Если бы.
7
– Здесь была клумба, – сказала Анна Петровна.
Они стояли посреди поросшего крапивой пустыря. Неподалеку темнели развалины флигеля – хотели там гаражи ставить, но слишком сложно оказалось и дорого, старый фундамент засел в земле, как корень гнилого зуба. Пораскинули смету, копнули два-три раза экскаватором – и оставили до лучших времен.
– Там – каштановая аллея… А здесь дубы. В низинке – пруд. Вербы… Лебеди… Лилии…
На дне ямы и сейчас темнела вода. Владислав Викторович наклонился, пытаясь увидеть свое отражение. На секунду поверилось – там, в нечистом зеркале, могут на секунду проявиться и вербы, и лилии. Отражение того, чего больше нет…
167 
