Особенно,... 
66 
Не то чтоб в очередь становились, но случались гости без перебоев.
После революции в разграбленной усадьбе организовали клуб. Выступала «Синяя Блуза», городские агитаторы читали Демьяна Бедного. Пан Матюшкевич смотрел из ложи, черкал пером в «Книге промахов»; косматый трагик кусал синюю губу. Изредка барин аплодировал. На галерке тихо молился Гнат Опришок в иноческой рясе с капюшоном. Комиссары злились, но постановили монаха не трогать: после расстрела он опять неизменно возвращался смотреть представление. Рядом с покаявшимся разбойником, прямая и строгая, сидела Софья Кубенко, старуха с золотым взглядом «луноходицы». Умерла? Ну и что? Искусство, оно бессмертно, особенно здесь. Их много было в креслах, покойников. Зал на концертах и спектаклях всегда полон: «битковой аншлаг». Хотя местные жители старались обходить «вертеп» десятой дорогой. Ольшанцев не трогали: явка на мероприятие стопроцентная, «с перевыполнением», а если так – чего суетиться? Здание часто перестраивали: перед самой войной, затем восстанавливали после немецкой бомбежки, в начале шестидесятых реализовали новый проект, в 74-м снесли подчистую и возвели роскошный Дворец культуры – в этом захолустье гигант стоял пустым, как склеп…
Своей театральной самодеятельности в Ольшанах не заводили.
Зачем?
* * *
– Валерян Игнатович! Ну я же вас просила… я умоляла вас!..
Крашеная блондинка, чей мощный затылок венчал шиньон в виде дульки, кипела праведным гневом. Колыхалась брошь на умопомрачительной груди, предвещая шторм. Волновались бока, затянутые в цветастый кримплен. Поясок на обширной талии грозил лопнуть: блондинке не хватало воздуха. Словно весь воздух кабинета отхлынул от директрисы – слово «директриса» шло ей бесподобно, как прожилки сала ветчине, – сосредоточась на горбуне и оставив блондинку задыхаться в вакууме ярости.
Мягкий знак в имени Валерьян она, похоже, опускала сознательно, желая оскорбить.
– Что он наговорил вам? Товарищи! Родненькие! Что он наплел… вам!.. этот псих?! Я всего на минутку… на одну минуточку… к Марь Васильне сапоги завезли, австрийские… на «манке»!.. Валерян Игнатович! Товарищи! Не слушайте его!
– Все в порядке. – Улыбка Репризыча источала масляное обаяние. Оно стекало на волны директрисы, и шторм успокаивался, скован по рукам и ногам. – Мы чудесно провели время. Валерьян… э-э…
– Игнатович, – мрачно напомнил горбун.
– Валерьян Игнатович рассказал нам чрезвычайно занимательную историю. Очень, очень, знаете ли, любопытная и поучительная история. Кажется, даже с моралью. Думаю, у вас отличный кружок краеведов…
– И вы… поверили?! – В необъятной груди директрисы всхлипнула расстроенная фисгармонь. – Да он же у нас клоун! Я вас предупреждала, Валерян Игнатович?! Только честно: предупреждала? Говорила, что приму меры?!
Горбун упрямо поджал губы, уставясь в пол.
– Предупреждали. Вот и мое дело – предупредить.
– Ну вы видите? Опять он за свое!
Виртуоз искренне сочувствовал директрисе. Иметь под началом горбатого психа – удовольствие ниже среднего.
– Вы ведь будете играть? Будете?
Репризыч внимательно смотрел на директрису. Словно впервые ее увидел.
– Можно от вас позвонить? По межгороду?
Вопрос явно застал пышную блондинку врасплох.
– Н-ну, я не знаю… вообще-то не положено… Но если это важно…
– Это очень важно, поверьте.
– Хорошо, звоните. Только недолго. Вам скоро выступать…
– Спасибо. Я успею.
В тишине отчетливо жужжал вращаемый диск телефона. Через плечо Репризыча Виртуоз видел, что худрук набирает код Столицы. Лапе своей звонит, вдруг понял Виртуоз. Облезлой, шустрой лапе. И зачем звонит, тоже понял.
Одного не понял: почему именно сейчас.
– Алло! Герман Вениаминович? Здравствуйте. Это Вадим беспокоит. Да-да, я. Рад, что не забыли. Извините, что тревожу в выходной, но…
Долгая, душная пауза. Шуршит голос в трубке. Словно старик далеко-далеко, в столице, вышел на прогулку, шаркая больными ногами. Больше – ни звука. Лицо у Репризыча обыденное, стеклянный взгляд устремлен в забранное решеткой окно.
– Что? В пятницу? На заседании? Не хотели огорчать? Да, вы совершенно правы. Такие новости вполне могут обождать до понедельника…
Человек у телефона ухитряется повернуться спиной ко всем сразу. Теперь лица его не видит никто.
– Нет-нет, не стоит беспокоиться. Вы и так очень много для меня сделали. Да-да, конечно, позвоню… Если буду проездом – обязательно. Спасибо. До свиданья.
66 
