Прямо до слез жалко было, когда Федюньша их резал, только есть уж очень хотелось.
Рашелька костер развела – я прямо ахнула! Мы хворост собрали, как она велела, а Княгиня присела на корточки, глянула – и занялось ясным пламенем! Я стою, глазами лупаю, а она смеется: "Ерунда, мол, через год и вы с Федором так сможете!" Неужто правда?! Скорей бы год прошел!..
А потом и вовсе чудеса начались! Входим в село – я в нем и не была никогда, слыхала только, что Приречное называется. Друц с Рашелью велели нам рядышком иттить, да не дергаться, по сторонам не глазеть, иттить себе и иттить, да делать, чего скажут.
Идем.
По сторонам не глядим, как велено.
Ну, не то чтобы совсем… это Федюньша честный, и взаправду не глядит – а я так, украдкой. Село как село; одна беда – люди нас вроде бы не замечают. Будто и нет нас. Или это им, а не нам велели по сторонам не глазеть. Ну не бывает ведь так: чужие в село заявились, а всем это дело – до пенька елового!
Свернули к избе правления. Тут Рашелька велит нам ждать, а сама внутрь. Дверь толкнула – а мне чудится, что не армяк на ней драный, и не бродни стоптанные, а одежка барская, городская, воротник седой лисы; на ногах сапожки новой кожей лоснятся… Да и сама идет Княгиней; не идет – над землей плывет, чтоб грязи нашей, значит, не касаться! Зажмурилась я со страху, а в ушах эхом, от костра того: "Через год, мол… и вы с Федором…" И взяла меня радость – едва в пляс не пошла! И я смогу?! Писаной красавицей прикинуться? В любой обнове оказаться – парни умом рехнутся?! Да что там парни?! Графья с енералами вокруг виться станут!
Интересно, Друц тоже так умеет?!
Не удержалась, спросила шепотом.
"Умею, – говорит. – Иначе, по-другому – но умею."
"А меня научишь?!"
"Научу, – отвечает; у меня сердце от счастья чуть из груди не выскочило! Да я ж тогда… – Не я научу, сама выучишься. Когда время придет."
Глядь – а Рашель уже к нам выходит. Улыбается.
"Телегу, – говорит, – нам выделят, до Раздольного добраться. А там до Вельска рукой подать. Ну, и харчей в дорогу – само собой."
Я на нее гляжу – и не узнаю! Нет, узнаю, конечно, но только помолодела Рашелька, как есть помолодела! Лет двадцать скинула! Значит, и я тоже так сумею, когда на колдунью выучусь?! Дурой меня обзывали? дразнились?! Кто теперь я – и кто вы все, что обзывались?.. А?
Выкусите!..
Ну, до Раздольного мы на телеге за день доехали. Хорошо ехать! Не то что по колдобинам ноги бить. Само Раздольное – и вправду раздольное, дворов, наверное, с полтыщи будет, если не больше! Цельный город почти что! (Это, правда, я тогда так думала, пока мы до Вельска не добрались.)
В Раздольном Друц с Рашелью какие-то бумаги справили, а после мы в лавку пошли. Обновы выбирать. Я там как платье одно увидела – синенькое такое, с оборками, с воротничком зубчатым – так прямо и прикипела. Эх, думаю, Акулька, не по твоей удаче платье! А дядька Друц ухмыляется, будто услышал – и деньги из кармана достает. Ассигнациями; поверх ленточкой запечатано. Ленту ногтем подковырнул, дернул и отсчитывает приказчику аж десять рублев! Вот, говорит, Акулина-золотце, владей платьем! Я и верить боюсь, и не верить боюсь, и чуть не плачу – от радости, должно быть – а он еще и кожушок новый подать велит.
Примерь, мол, подойдет?
Уж и не помню, как мы из лавки той вышли – все, как в тумане.
А ночью сон мне приснился.
Чудной.
Будто захожу я в ту самую лавку, где мы днем были – сама захожу, без Друца, без Рашельки, без Федюньши; и точно знаю – нет у меня денег. Ни грошика. А купить мне надо и того, и того, и еще вот этого. Подхожу я, значит, к прилавку, улыбаюсь приказчику ПО-ОСОБЕННОМУ – и он мне в ответ улыбается, только у меня улыбка ОСОБЕННАЯ, а у него – словно приклеенная, неживая.
"А подайте-ка мне, любезный (это я во сне так говорю!), вон то пальто ратиновое, женское, серое, да еще вон тот зонтик, и саквояж ливерпульской кожи, что у вас на верхней полке стоит."
"Не извольте беспокоиться, барышня, сию минуту-с!" – отвечает мне приказчик. (Это я-то – барышня!!!) И дает мне все, что было велено.
"Я беру это, молодой человек. Извольте получить деньги. Пересчитайте."
И протягивает приказчик руку, и берет пустое место, и начинает это пустое место считать-пересчитывать, а после и говорит: "Вот вам, барышня, сдача – пять рублев и тридцать семь копеек."
"Благодарю, любезный," – отвечаю я во сне, забираю покупки, забираю деньги (настоящие!), выхожу из лавки, иду по улице… и просыпаюсь!