75 
На дворе светает, скоро ехать пора – дальше, в город Вельск – а я лежу с открытыми глазами и чувствую, что – могу! Могу, и все тут! Зайду в любую лавку, улыбнусь приказчику, велю подать, чего душе захочется – и уйду!
– Акулька, ты чего плачешь? – это Федюньша спрашивает.
А я молчу.
Молчу и плачу.
Ну, в Вельске мы вообще как баре зажили. Жаль только, недолго, неделю всего. В нумерах-то – не лавки, кровати настоящие, с перинами! зеркало в полный рост; вечером кажинный раз лампу керосиновую приносят и свечи новые, даже если старые и до половины не спалили; а при входе – так и вовсе газом светят! Чтоб, значит, жильцы, коли загуляют, дорогу домой нашли.
Сам-то Вельск мы и не видели почти. Нам с Федюньшей велели в гостинице сидеть – мы и сидели. Нам и еду в нумера приносили – да на подносе, да с поклоном! А Рашелька еще нос кривила, непонятно с чего. Неужто ей и этого почета мало?! Недаром ведь Княгиней прозвали!
Поначалу оторопь брала, в роскоши-то такой; а потом, как привыкать стали – оказалось, уж и ехать пора.
Долго ехали. Я и считать-то замучилась, сбилась. В какую ж это даль едем-то? – думалось. Так и в заморские страны угодить недолго, где у людей лицо на пузе, и на тарабарском языке говорят!
Только я уж и сама понимала: глупости думаю. Знают Друц с Рашелью, куда ехать, следы заметают, как лиса, что от охотников да от собак ихних удирает. Далеко убежали – не достанут теперь ни охотники, ни собаки.
Ан нет, все едем и едем, колеса стучат, за окнами всякое мелькает – так бы и смотрела целый день!
Я и смотрела. День, другой; больше. Ажно в глазах рябить начало.
Надоело.
Переглянулись с Федюньшей – и пристали к Рашельке с Друцем: расскажите, мол, чего, а? Про страны дальние, куда едем, про жизнь мажью, про…
Те поначалу отнекивались – мол, сами все увидите. Федюньша и отстал – да только я не Федюньша, я приставучая, от тяти покойного (царствие ему небесное! из-за меня, дуры, помер, бедолага!) – так вот, от тяти покойного мне за то не раз доставалось. Да и дядька Друц уж знает – просто так не отлипну.
И то правда – нечто всю дорогу молчать будем?!
Никуда они не делись, заговорили, как миленькие; дядька Друц еще смеялся: "Тебе бы, говорит, Акулина, следователем работать! С тобой и не захочешь – а заговоришь, лишь бы в покое оставила!"
А Рашель про рыбу-акульку рассказала – в отместку, должно быть. Только я не обиделась. А она как увидела, что я не обижаюсь, сразу добрее стала, и больше из нее слова клещами тянуть не надо было…
* * *
– …А вот и я, Аза! О чем задумалась? Подставляй-ка лучше стакан, я вина принес!
ЗАМЕТКИ НА ПОЛЯХ
Брызжут из глаз у Михаила-Мишка веселые искорки, пляшут озорными бесенятами. Глядь – разбежались бесенята, а за ними:
…море.
Рыба у самого берега играет, всплескивает, красуется перед чайками-проглотами блестящей чешуей. А вот вам шиш, чайки, и вам шиш, рыболовы-пустозвоны; не поймать вам меня ни клювом, ни крючком, ни сетью! ото всех уйду! Парит чайка в небе, сидит в лодке рыбак, смотрят на плеск-блеск, усмехаются про себя: никуда тебе не деться, дура-рыба, быть тебе закуской…
Славный денек выдался.
III. ФЕДОР СОХАЧ или НА КОЙ Я ИМ СДАЛСЯ?
И если вначале у тебя было мало,
то впоследствии будет весьма много.
Балюстрада, огораживающая внешнюю террасу заведения "Лестригон и сын", была горячей от солнца.
Коснись плечом – взвоешь на всю набережную.
– Эй, человек! Кружку пива и расстегай по-вашенски!
– Сей минут-с!
И мальчишка-половой, вихляя всем телом, умчался на кухню.
Федор блаженно откинулся на спинку стула, глянул вослед половому, облаченному в мадаполамовую рубаху сомнительной белизны, и позволил себе расслабиться.
Поход в цензорскую коллегию вышел на удивление фартовым: раз – и дело в шляпе. Слишком фартовым, чтобы это было по душе Федору Сохачу, с младых ногтей привыкшему опасливо вслушиваться в лесную тишину. И Княгиня сто раз говаривала: если незнакомое дело складывается вчистую – не спеши верить.
Вдруг приманивает судьба, чтоб больней ударить?
А тут: и здание цензорской коллегии нашел мигом, на Соборной улице. Старик в панаме и фланелевом костюме указал. Свернешь, дескать, и шныряй глазами по северной стороне – где мраморные львы у подъезда. Федор еще постоял, когда добрался, посмотрел с уважением: знатные львищи. На батюшку из Больших Барсуков похожи, только что модный хвостик на затылке не завязан.
75 
