Особенно,... 
140 
Как правило, один из близнецов при этом стоял рядом и поигрывал дубиной, чем весьма усиливал убедительность Иолаевых речей.
Потом Лукавый исчезал, братья с Иолаем возвращались в Тиринф – и на их место приходили другие посланцы Микен во главе с вездесущим глашатаем Копреем.
Тоже в некотором роде героем.
Плати, Пелопоннес, за труды Геракла, раба микенского!
Смерть Немейского льва принесла Эврисфею долю в разработке тамошних медных рудников; Лернейская Гидра – еще один беспрепятственный выход в Арголидский залив; Керинейская лань – благодарность овцеводов Аркадии, Эриманфский вепрь и Авгиевы конюшни – десятину богатых урожаев Элиды и стад скряги Авгия…
Позднее аппетит Микен вырос, и Пелопоннес стал для них мал – Эврисфей замахнулся на богатый Крит.
На всю жизнь запомнит Иолай, как вместе с Алкидом и молодым Тезеем, специально для этого добровольно напросившимся в жертву к Минотавру, разносили они вдребезги Критский лабиринт. Человеческие кости хрустели под ногами, дым ел глаза, целый выводок Одержимых яростно отстаивал свою твердыню, умирая у похожих на бычью голову алтарей, и очень не хватало Ификла – его пришлось отправить на материк, отправить подчеркнуто шумно, чтобы всем запомнился отъезд Геракла накануне Критского погрома.
Позже микенский флот как бы невзначай объявился у берегов Крита, и тот же Копрей принялся за работу,[47] но Иолая это не интересовало, потому что Дромосы Лабиринта уже были закрыты Гермием.
И рассеченный бок почти зажил.
Двоих чудом улизнувших Одержимых достал через полгода Тезей, прямо в Аттике – и, к сожалению, нашумел при этом изрядно, так что в памяти ахейцев осталось лишнее: Геракл привез Критского быка, а Тезей потом, вернувшись от Минотавра, убил зверя в районе Марафона.
К счастью, никто пока не догадался связать эти два события воедино.
Дальше была Фракия, где интересы Геракла и Эврисфея почти совпали: первому были нужны Диомедовы кобылы-людоеды, второму – племенные жеребцы фракийских табунов; после – амазонки Фемискиры и их обычай приносить в жертву слабую половину человечества, то есть мужчин; дальние походы за коровами Гериона и яблоками Гесперид – вот тут-то близнецы наотрез отказались брать Иолая с собой, сославшись на его неумение быстро переходить из одного Дромоса в другой… потом – укрощение трехглавого Кербера, милейшей души пса, сторожащего выход из Аида, что при помощи Гермия, ласки и мешка мозговых костей оказалось делом несложным…
И вдруг все закончилось.
Совсем.
А Гермий намекнул, что Гераклу некоторое время неплохо бы отдохнуть.
Тихо-тихо отдохнуть, как и подобает свободному человеку после трудов праведных.
Сидя в Тиринфе, тихо-тихо отдыхая и дурея от скуки, Иолай вдруг с ужасом поймал себя на том, что равнодушно слушает высокопарную чушь, которую на всех перекрестках пели бродячие рапсоды.
Чушь о подвигах Геракла.
А близнецов это даже веселило.
Что-то вдруг лопнуло внутри, некая струна; все стало пресным и бессмысленным, как, например, приезд в Тиринф изгнанной из Фив Алкмены вместе с мужем Радамантом и скандальной невесткой Мегарой… Иолай встретил Алкмену со спокойным радушием, как почтительный внук и должен встречать дряхлую бабушку; и спокойствие это было не напускным, а подлинным, позволяющим говорить ни о чем и улыбаться одними губами, пережидая приступы неожиданной сонливости, одолевавшие Алкмену.
Почему-то он неожиданно для себя самого вспомнил, как приучил близнецов никогда не звать его отцом или Амфитрионом – только Иолаем.
И пожалел об этом.
* * *
…Позади заворочался Лихас.
Слушая его возню, Иолай припомнил, как они подобрали этого мальчишку – вернее, эту ходячую неприятность – во Фракии. Лихасу тогда грозили зубы проклятых кобыл Диомеда, и изредка Иолай жалел, что Геракл не явился во Фракию попозже, дав кобылам закусить Лихасом.
Но Алкид не велел гнать назойливого бродяжку, и тот увязался следом, радостно ухмыляясь, когда Алкид звал его вестником.
«Это мой собственный маленький Гермес», – смеялся Алкид.
Ификлу неугомонный Лихас тоже пришелся по душе, так что Иолай смирился и промолчал.
Хотя частенько был готов утопить этого маленького Алкидова Гермеса в ближайшей луже.
– Ну, что там, в Фивах? – не оборачиваясь, спросил Иолай.
– Козлы, – раздалось из-за спины.
– Все козлы? – усмехнувшись, Иолай заставил лошадей прибавить ходу.
140 
