143 
Багровую физиономию толстяка словно мукой присыпало, но никто из толпы не обратил на это внимания.
– Да ведь они на Эвбею вместе с женихами собрались! – выкрикнул какой-то остряк. – К Иоле свататься! А в мишень вместо стрел будут пифосы швырять! Враз Эврита-лучника обшвыряют!
– Это мысль, – отозвался, не дойдя до сходен, один из атлетов. – Тем более, в такую цель, как твоя задница, даже пифосом не промахнешься!
И качнул ношу, явно собираясь проверить, что крепче: пифос или голова этого пустозвона.
Толпа шарахнулась, купец зажмурился, мысленно взывая ко всем богам разом, – на голову остряка ему было плевать, но вино, драгоценное вино!.. – и тут знакомый мальчишеский голос посоветовал:
– Ты б поостыл, Алкид… не ровен час, сорвется рука, а я-то рядом стою!
– Я не Алкид, я Ификл, – буркнул атлет через плечо и сгрузил последний пифос на палубу. – Вечно ты, Лихас, лезешь!.. Я их только пугнуть хотел…
– Врешь небось, – уверенно заявил Лихас, и купец опасливо разлепил веки. – И что Ификл, и про «пугнуть», и про то, что я вечно лезу.
– По шее хочешь? – осведомился работник и вновь взялся за пифос.
– Не-а! – Лихас поспешно отпрыгнул назад. – Вот теперь верю, что ты Ификл. Алкид – тот никогда мне по шее дать не грозился!
– А сразу давал! – хором закончили подошедшие Иолай и второй работник.
Лихас обиделся и замолчал.
…Когда поклажа из колесницы Иолая была перенесена на борт, корабль наконец отчалил, а четверо пассажиров удобно устроились на корме – рядом с рулевым веслом и глухим к чужим разговорам кормщиком, – Иолай в упор посмотрел на братьев, у которых из личного имущества оставалось по ясеневой дубине и тяжелому луку на брата, а про остальное лучше было и не вспоминать.
– Опять по дороге все спустили, оболтусы? – строго спросил он.
Близнецы одновременно, как по команде, уставились в дощатый настил палубы; потом, не выдержав натянутого молчания, перевели взгляд на голые блестящие торсы гребцов, словно надеясь высмотреть ответ на заданный вопрос.
– Вино, бабы? – Иолай был неумолим. – Подвиги?
– Кости, – вполголоса пробормотал Ификл, немилосердно дергая себя за бороду. – Подлец один, в Навплионе еще… нет, но играл, играл – как бог!
Алкид только горестно вздохнул и несколько раз сжал-разжал кулаки, как будто душил кого-то.
– Мало я вас… в смысле, мало вас в детстве пороли! – в сердцах бросил Иолай, слегка запнувшись на середине фразы. – Ладно, в кости играть я вас подучу. Стыдно сказать – как шеи сворачивать, так сколько угодно, а такое простое дело…
Братья сконфуженно кивнули, а Иолай еще долго ворчал – и только причаливая к изрезанному бухтами побережью Эвбеи вспомнил, что собирался оставить пройдоху Лихаса в Оропской гавани.
После чего опять долго ворчал.
4
Толстая рыжая белка, торжествующе махнув хвостом, деловито проскакала по стволу корявой пинии и вдруг, чего-то испугавшись, метнулась наискось и исчезла за лохматой веткой, выронив из лапок орех.
Орех звонко ударил по макушке стоявшего под деревом Иолая, и тот задрал голову, вслушиваясь в недовольное цоканье белки.
– Тише, дуреха, – бросил Иолай раздраженному зверьку. – А то слопают тебя, и некому цокать будет…
Еще на пристани, только-только прибыв на Эвбею, Иолай решил, что явится во дворец к Эвриту чуть погодя, ближе к вечеру, дождавшись окончания дневной суматохи. Уж больно торжественно встречали являвшихся женихов ойхаллийские даматы – придворные, доверенные люди басилея; уж очень шумно все предвкушали грандиозное пиршество, сдобренное обильным возлиянием и не менее обильной похвальбой. Близнецы и Лихас, заразившись общим возбуждением, двинулись ко дворцу вместе с остальными – и даже не заметили, что на середине круто забирающей вверх дороги Иолай отстал, огляделся и свернул правее, в лес, продираясь сквозь тенета низкорослого кустарника.
Поклажу Иолай предусмотрительно сгрузил на братьев, не обойдя вниманием и закряхтевшего было Лихаса, – так что теперь мог бродить по лесу налегке.
Тишина давила на уши мягкими ладонями. Редкое верещание белок и посвистывание птиц только подчеркивало эту безмятежную тишину – так для понимания голубизны неба требуется черная точка ястреба, – и Иолай бездумно петлял между стволами деревьев, вертя в пальцах пушистый стебелек и незаметно для себя забирая сперва восточнее, а потом и северо-восточнее.
143 
