Особенно,... 
71 
— Не стоит извиняться, мадам. Должен заметить, что ваш Кен — настоящий счастливчик.
Она отпустила его руку и отступила на шаг.
— Спасибо. Я — Аманда Спенсер Клейтон из Чикаго.
— Рад познакомиться, — ответил Уртадо, однако сам не представился.
— Ну что ж,— испытывая очевидную неловкость, проговорила Аманда,— я, пожалуй, пойду. Сделаю еще одну попытку найти мужа, а затем вернусь в гостиницу.
— Если хотите, я мог бы вам помочь,— проговорил Уртадо, ковыляя позади женщины.
Аманда заметила, что он хромает.
— Вы приехали сюда из-за ноги? — поинтересовалась она.
— Артрит замучил, знаете ли,— экспромтом выпалил Уртадо.
— Ну, это не самая опасная болезнь. По крайней мере, не смертельная, это уж точно.
— Да, конечно, но зато крайне болезненная и причиняющая массу хлопот.
— А вот у Кена болезнь неизлечимая,— с горечью проговорила Аманда.— Какая-то разновидность рака костной ткани. Ему могло бы помочь хирургическое вмешательство — в некоторых случаях оно приводит к полному выздоровлению. В Чикаго уже была назначена операция, но Кен отменил ее из-за этого… возвращения Девы Марии. Он вдруг ударился в религию и заявил, что намерен искать исцеление не на операционном столе, а здесь, в Лурде.
Они вышли на широкую площадь Четок. Аманда в поисках Кена смотрела по сторонам, и тут Уртадо сжал ее руку и выдохнул:
— Господи! Вы только взгляните! Что это на нас катится?
Аманда посмотрела вперед и увидела огромную армию, целеустремленно марширующую прямо на них.
— Да их здесь тысячи! — пробормотал Уртадо, моргая от удивления.
— Более тридцати тысяч,— уточнила Аманда.— Я слышала и читала об этом. Это так называемое вечернее шествие. Дева Мария сказала Бернадетте: пусть ходят сюда процессии. С тех пор и существует эта традиция. Ежедневно проходят две процессии: одна — после полудня, а вторая, с факелами,— вечером. Сначала они собираются у грота, а потом…
— Да, я знаю,— подтвердил Уртадо,— я видел их здесь сегодня.
Уртадо потянул Аманду за руку и увлек ее с площади, где уже стояли сотни любопытствующих, уважительно наблюдающих за торжественным факельным шествием.
Следя за тем, как приближается процессия, разделяясь на две части, чтобы пройти по двум противоположным сторонам парка, он обратил внимание на то, как четко организовано и срежиссировано это действо. Два человеческих потока, змеящиеся параллельно друг другу, представляли собой вавилонское смешение рас и людских типов. На многих были экзотические одеяния, подобных которым Уртадо еще не приходилось видеть. Руководители различных групп паломников несли знамена своих епархий. Тут были аббаты в фиолетовых одеяниях, священники в черном, девушки из числа Детей Марии и мальчики-певчие, одетые в белое, а также простые верующие в разнообразных нарядах всех цветов и фасонов. В руке у каждого трепетала пламенем свечка, засунутая в картонную подставку, напоминающую перевернутую игрушечную шляпу.
— Эти картонные штуки предназначены для того, чтобы ветер не задувал пламя,— пояснила Аманда.— Они тут продаются в любой сувенирной лавке по два франка за штуку. Видите, все участники шествия одновременно поднимают свечи, когда раздается «Аве, аве, аве Мария». Впечатляющее зрелище!
Действительно, от этого зрелища дух захватило даже у Уртадо. Во главе каждой группы паломников шел ее руководитель, чаще всего священник, и нес в руках табличку с названием страны или географического пункта, из которого прибыла группа. Перед глазами Уртадо проплывали высоко поднятые таблички с надписями «Бельгия», «Япония», «Алжир», «Мец»… Да, участников шествия действительно были тысячи, и эти названия доказывали, что они и впрямь прибыли из всех уголков света.
А потом откуда-то сзади и сверху, из громкоговорителей, спрятанных в кронах деревьев, зазвучала музыка и стихи. Это был «Гимн Лурда». Уртадо стал вслушиваться в слова:
- Мы молимся во славу Божьей милости.
- Пусть придет царствие Его!
- Мы молимся за Его наместника,
- Отца нашего, и Рим.
- Мы молимся за Матерь нашу,
- Церковь земную,
- И благослови, сладчайшая Дева,
- Землю, где мы рождены.
- Мы молимся за всех грешников,
- Заблудшие души которых отбились от стада
- Иисуса и Марии,
- Погрязнув в ереси.
- Для бедных, для больных
- Мы милосердия просим,
- А тех, кто умирает,
- Пусть свет Твой озарит.
- Аве, аве, аве Мария!
- Аве, аве, аве Мария!
И следом за этими словами из тридцати тысяч уст вырвалось торжественное и протяжное:
71 
