Возможно, любительницам лёгкого, одноразового чтива и не понравится, потому... 
102 
— Ну извини же меня! Подожди! Мне же больше не с кем посоветоваться!
Я услышала хныканье и остановилась. Кадзуэ стояла передо мной, по ее лицу текли слезы. Распустила нюни, будто ее мать на улице бросила.
— Прости меня! Прости!
— Почему ты так со мной разговариваешь? Я же к тебе со всей душой.
— Я знаю. Просто мне показалось, что ты говоришь как-то не так… со злостью… Вот я и не выдержала. Но я ничего не имела в виду.
— Но у тебя с ним все срослось, так ведь? Как я и говорила?
Кадзуэ растерянно взглянула на меня. Наконец лицо ее странно просветлело — будто у человека не все дома.
— Да-да. У меня с ним все срослось. Ха-ха-ха!
— Значит, на свидание собираешься?
Кадзуэ кивнула и вдруг застыла на месте; из груди у нее вырвался крик. Из коридора она увидела в окно Юрико и Такаси, которые шли по школьному двору к воротам. Я быстро отворила окно.
— Эй, что ты делаешь? — Кадзуэ, побелев как мел, хотела броситься прочь, но я протянула руку и сорвала шарф с ее шеи. — Прекрати! — воскликнула Кадзуэ, а я, вцепившись в нее изо всех сил и прижав к стене, заорала:
— Такаси-и-и!
Такаси и Юрико одновременно оглянулись и подняли глаза на наше окно. Сжимая шарф, я отчаянно размахивала руками. Такаси, в черном шерстяном пальто, бросил на меня подозрительный взгляд и, обняв Юрико за плечи, на которые был накинут модный темно-синий плащ, вышел вместе с ней из ворот. Юрико осуждающе впилась в меня глазами: «У тебя совсем крыша съехала, сестрица?»
— Какая ты жестокая! — проговорила Кадзуэ, опускаясь на корточки в коридоре.
Проходившие мимо девчонки с любопытством поглядывали на нас и, тихонько перешептываясь, шли дальше. Я протянула Кадзуэ шарф. Она поспешно спрятала его за спину, как бы скрывая позор.
— Выходит, он по-прежнему с Юрико гуляет. Чего ж тогда врала?
— Я не врала. Он мне ответил. В самом деле.
— Про стихи твои что сказал?
— Сказал: хорошие стихи. Честно.
— А про письмо, где ты про себя писала?
— Что откровенное, честное.
— Ты прямо как учитель свое сочинение расписываешь! — закричала я, выходя из себя. А что, разве не так? С воображением у Кадзуэ было совсем плохо, раз не могла ничего интереснее придумать. — А отец твой что сказал? — меняя тон, заискивающе спросила я.
Кадзуэ вдруг умолкла. Наглухо. Да-да. С того самого дня она покатилась под откос.
4
В тот вечер мне позвонили сразу три человека. Небывалый случай для нашего дома. Дед все еще занимался своим «подсобным бизнесом», но снабжавшая его заказами страховщица предпочитала приходить по делам лично. Мне тоже подруги никогда не звонили.
Первый раз телефон затрещал, когда мы с дедом смотрели по телевизору сериал «Завой на солнце!».[28] Дед вскочил с места и споткнулся об электрообогреватель. Потом уже я сообразила, что он дожидался звонка от матери Мицуру. Но тогда, увидев, как дед рванул к телефону, я не удержалась от смеха.
— Кхе-кхе! Алло! — выдавил он из себя, булькая горлом, и тут же застыл в позе напряженного внимания. Дед был хоть и аферист, но совесть у него еще оставалась.
— Большое вам спасибо… Занимается? Да ну, куда там… Надо бы, конечно, но разве ее от телевизора оттащишь. Что вы говорите? Заходила к вам… Спасибо, спасибо. По телефону звонила… за границу?.. Нет, мне ничего не говорила, я не в курсе.
Деда понесло. Никто его за язык не тянул, чего он разболтался? А кланяться-то зачем по телефону? Блюдолиз! Мать была такая же — угодливая без нужды. Надо же, друг на друга совсем не похожи, а натура одинаковая, думала я, холодно наблюдая за дедом. Он стал мне безразличен, с тех пор как закрутил любовь с матерью Мицуру. К концу разговора деда прошиб холодный пот — лоб покрылся испариной. Он протянул трубку мне.
— Зачем ты ляпнул, что я сижу у телевизора? У нас же экзамены на следующей неделе!
То была мать Кадзуэ. Мамаша с рыбьим лицом. Представив их серый, безликий дом, я сухо поздоровалась. «Давай спрашивай, не тяни», — послышался в трубке сдавленный мужской голос. Палаша! Стоит рядом и весь кипит от злости. Отлично! Попались на мою удочку, несчастные! Теперь можно расквитаться за унижение, которое я испытала у них в день, когда узнала о смерти матери. За то, что они смотрели на меня как на жалкую куклу, замену Мицуру. За предупреждение, что я не должна больше приближаться к их дочке. За деньги, которые с меня потребовали за телефонный звонок. Я должна отплатить им по полной.
102 
