70 
Дважды Мозес задавал ей вопросы этим новым приятельским, дружелюбным тоном.
Однажды он спросил ее о войне:
— Как думает мадам, война скоро кончится?
Вопрос ошарашил Мэри. Она жила обособленно, и даже не читала еженедельник, поэтому для нее война была чем-то из области сплетен, событием нереальным, происходящим в другом мире. Что же касается Мозеса, то как-то Мэри видела, как туземец задумался над старой газетой, которую расстелили на кухонном столе вместо скатерти. Она холодно ответила, что ничего об этом не знает. В другой раз несколько дней спустя, которые Мозес словно провел в раздумьях, он спросил:
— Иисус считал правильным, что люди убивают друг друга?
Поскольку в вопросе прослеживалось скептическое отношение к христианству, это разозлило Мэри, и она сухо ответила, что Иисус находился на стороне хороших людей. Несмотря на это, она весь день кипела от возмущения и вечером спросила Дика, откуда взялся Мозес.
— От миссионеров, — ответил муж. — Самый приличный работник из всех, что у меня были. Точно так же, как и большинство белых в Южной Африке, Дик не любил туземцев, выросших под присмотром миссионеров, потому что такие чернокожие «слишком много знали». И уж в любом случае их не следовало учить читать и писать: вместо этого дикарям надо было прививать мысли о благородстве труда и пользе, которую они должны приносить белым.
— А почему ты интересуешься? — с подозрением спросил Дик. — Надеюсь, жалоб у тебя на него нет?
— Нет.
— Он вел себя нагло?
— Нет.
Прошлое, проведенное в обществе миссионеров, многое объясняло: например, раздражавшее Мэри обращение «мадам», которое Мозес тщательно выговаривал, вместо привычной «хозяйки», что более соответствовало ее положению.
Это обращение «мадам» просто выводило ее из себя. Мэри даже хотела попросить Мозеса так ее больше не называть. Однако в подобном обращении не было ничего неуважительного: так его научил какой-то миссионер, вбивший себе в голову всякий вздор. Поведение туземца по отношению к ней было безукоризненным, и Мэри не знала, к чему придраться. Однако, ни разу не выразив к ней неуважения, Мозес заставил ее обращаться с ним как с человеком: теперь она не могла выкинуть его из головы, как нечто гадкое и омерзительное, — а ведь именно так она прежде поступала с воспоминаниями о других слугах. Мэри пришлось войти с ним в контакт, и теперь она постоянно чувствовала его присутствие. Каждый день к ней приходило осознание того, что подобные отношения несут в себе опасность, но вот в чем именно эта опасность заключается, Мэри была не в состоянии ответить.
Теперь сны, которые она видела беспокойными ночами, сделались страшными, пугающими. Прежде, когда Мэри засыпала, — словно задергивали занавеску и все погружалось во мрак, теперь она стала видеть сны, казавшиеся более реальными, чем сама жизнь. Дважды ей снился туземец, и дважды она просыпалась, когда он во сне до нее дотрагивался. Оба раза он стоял, нависая над ней: мощный, повелевающий, но при этом добрый. Во сне Мозес вынуждал ее дотрагиваться до него. Видела Мэри и другие сны, без непосредственного участия туземца, которые приводили женщину в замешательство, пугали, ужасали до такой степени, что Мэри просыпалась вся в поту от страха, стремясь поскорее их забыть. Теперь она стала бояться засыпать. Она лежала в темноте, вся в напряжении от близости спящего Дика, и боролась со сном.
Нередко днем Мэри смотрела на Мозеса украдкой — совсем не так, как хозяйка приглядывает за работающим слугой: нет, она смотрела с испугом и любопытством, вспоминая привидевшиеся ей сны. Каждый день Мозес ухаживал за ней, смотрел, что она ела, приносил хозяйке еду, даже несмотря на то, что она его об этом не просила, таскал ей маленькие подарки — пару яиц из птичника в туземном поселении или же букетик цветов из буша.
Однажды, когда солнце уже давно село, а Дик все еще не вернулся, она сказала Мозесу:
— Присмотри, чтоб ужин не остыл, а я схожу погляжу, что случилось с хозяином.
Когда она уже надевала в спальне куртку, раздался стук в дверь и Мозес сказал, что сходит сам, а мадам лучше не бродить в одиночку по бушу после наступления темноты.
— Ладно, — беспомощно отозвалась Мэри, стягивая с себя верхнюю одежду.
Однако с Диком ничего не случилось. Он возился с волом, сломавшим ногу. Потом, неделю спустя, когда Дик снова надолго задержался и Мэри уже стала беспокоиться, она не предприняла ни малейшей попытки узнать, не случилось ли чего с мужем, из опасения, что туземец, вот так просто и естественно, снова проявит заботу о ее благополучии. Теперь Мэри дошла до того, что стала рассматривать все свои поступки только лишь под одним углом: любой ценой не дать Мозесу возможности упрочить те новые человеческие отношения между ними, повлиять на которые она была не в состоянии и могла лишь пытаться их избегать.
70 
