ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Алая роза Анжу

Зря потраченное время. Изложение исторического тексто. Не мое. >>>>>

Бабки царя Соломона

Имена созвучные Макар, Захар, Макаровна... Напрягает А так ничего, для отдыха души >>>>>

Заблудший ангел

Однозначно, советую читать!!!! Возможно, любительницам лёгкого, одноразового чтива и не понравится, потому... >>>>>

Наивная плоть

Не понимаю восторженных отзывов. Предсказуемо и шаблонно написано >>>>>

Охота на пиранью

Винегрет. Але ні, тут як і в інших, стільки намішано цього "сцикливого нацизму ©" - рашизму у вигляді майонезу,... >>>>>




  170  

К тому времени в горах повсюду были открыты залежи угля. Тамошние жители стали шахтерами, славными по всей Европе, а научились они мастерству (как поговаривали) у древних кобольдов, которых разбудили стуком кирок и молотков. Возьмите, что вам потребно, и оставьте нас в покое. Так что дети его детей работали в шахтах, и правнуки его выросли шахтерами. А их потомки добрались наконец до Атлантиды; там их и вправду встретили великие леса и высокие горы, а в горах ждал своего часа уголь: огромный пласт под кривым хребтом земли.

Они отправились на юг и на запад, где открывались новые месторождения; из Старого Света приезжали все новые и новые поселенцы — это они научили жителей здешних гор шахтерскому делу, до них здесь только охотились, рубили лес и фермерствовали. Местные жители называли их «боханками»[72] или голландцами; вместе они спускались в глубокие шахты, куда не проникал солнечный свет, и грузили в вагонетки сердцевину гор. Одна из компаний назвала свою продукцию Черным Золотом: почва от времени превратилась в драгоценность. Шахтеры держались друг друга и, живя в эмигрантских городках, разговаривали на своем языке (и забывали его со временем — только бабушки да малыши болтали на нем); строили свои церкви из бревен и досок, в подражание соседям; священники перевозили святые мощи из Праги, Брно и Рима, чтобы положить под алтарные камни. Там, в этих горах, дети нечасто, но рождались с пленкой на голове, а матери смотрели на скрытые покровом лица и не знали, что это вещует.

Глава вторая

Есть пути вниз, в страну Смерти, но есть также и дороги вверх, в вышние сферы, куда тоже уходят мертвые.

Есть тайные темные братства тех, кто спускается в страны, простертые не под земною корой, не под почвой, но все же глубоко внизу; они преследуют, ловят тех, кого призваны преследовать, с кем повязаны давней враждой, весьма схожей с любовью. Есть также и светлые братства, которым открыты пути вверх, и они тоже потаенны. Их адепты целую жизнь — а может, на протяжении многих жизней — трудами и размышлениями выстраивают свое светоносное тело, способное после смерти подняться над всеми сферами, подобно ковчегу, и бежать власти ревнивых правителей. Адепты эти знают, какие слова произносить; они не пьют из серебряной реки и не забывают, откуда пришли и куда держат путь, так что им не приходится возвращаться и начинать все сначала.

Но есть среди них и те, кто, обладая сокровенным знанием, все же возвращаются сюда ради нас. Сколько их? Один ли на целую эпоху — и его имя ведомо всем, хотя природа остается неизвестной? Или их много, так что каждого из нас коснется хотя бы один? Как бы там ни было, они возвращаются, и не единожды, а многократно; будут возвращаться и впредь — не воссозданные из неведенья и забвения гилики {397} , но те, кто по выбору своему поворачиваются спиной к дальнему берегу, с каждым разом все более неохотно, с большими муками и по той лишь причине, что здесь еще остаются многие из нас.

Бо Брахман не помнил, где впервые услышал эту историю, на каком континенте, каком побережье, а может, и не услышал вовсе, но вспомнил ее, как Платонов мальчишка — треугольники. {398} Он не знал, способны ли, согласно этой истории, те, кто несет нам помощь и знания, помнить, зачем вернулись, или они выполняют свой долг, сами того не ведая. При мысли о них сердце — во всяком случае, у Бо — замирало на миг от любви и жалости, прежде чем забиться с новой силой. Бо как раз и странствовал в поисках воспоминаний и напоминаний, а также развития и открытия, если только есть между ними разница (в те времена — не было); он шел по Нью-Йорку и пытался разглядеть в людях и вещах тот город, в котором жил когда-то. Гаутама да и Пифагор помнили каждую из своих прошлых жизней, и груз безмерных страданий не сокрушал их. Бо всего лишь пытался воссоздать нынешнюю: расчищал жилье в поисках потерянного гроша.

На городских улицах, как обычно, раздавали бесчисленные листовки и рекламки. Бо всегда брал их, всучивал ли ему листки на бегу мужчина в черных очках или какой-нибудь инвалид безнадежно держал их в протянутой руке, а то вручал с таким видом, словно они предназначались одному только Бо: Брахман знал, что раздатчикам заплатят не раньше, чем они распихают все. Одно время он просматривал каждый листок — не потому, что ожидал найти что-то нужное, а просто испытывал судьбу: что-то вроде гадальных записочек. Бо показалось, что люди на улицах стали навязчивей прежнего; может, поэтому он и не обратил внимания на бледного, как призрак, мальчика, голорукого заморыша, который отдал ему свою последнюю, а может, единственную листовку.


  170