43 
Он отложил опустелый шар. Может быть, в нем оставался лишь последний проблеск былой силы, дремавшей здесь, покуда он путешествовал и трудился в заморских странах; когда же он вновь отыскал и взял его в руки, шар испустил последний сохранившийся отблеск жизни, все, что в нем оставалось от нее. Если это вообще была она.
Выходи, сказало ему дитя. И ничего более.
Когда они с Эдвардом Келли смотрели здесь в кристалл, сам он ничего не видел, ни в этом шаре, ни в каком другом: только записывал видения Келли. Теперь же, когда он обрел прозорливость и мог разговаривать с духами, они бежали его, и камни теряли свою силу один за другим.
В новом, прозрачном кристалле, подаренном ею же, она отправилась с ними в странствия и в далекой Праге достигла зрелости. Из младенца в женщину — за какое время? Джон Ди вспоминал прожитый срок и никак не мог посчитать; времени прошло немного, но казалось — целая жизнь. Шесть лет? Недолго: {52} но за эти годы мир кончился и начался сызнова.
Она говорила им: не дрогните, не бойтесь, отдайте все, что имеете, а когда отдадите все, с вас еще спросится. И он не дрогнул. Когда она (называвшая себя Мадими) приказала ему оставить дом и страну и пуститься в странствия вместе со всей семьей, он послушно и быстро сложил сундуки и отбыл ночью, словно за ним гнались судебные приставы. Она обещала польскому князю Альберту Ласки избавление от долгов и тяжких забот, и Ди заверил князя, что духи, привлеченные в шар, могут выполнить обещание, но они для него так ничего и не сделали; в Польше Джон Ди поставил на карту свое доброе имя, заслуженное многолетними научными трудами, и репутацию одного из ученейших людей Европы, и получил аудиенцию польского короля Стефана, великодушного человека, чтобы духи могли поговорить с ним, но они, как недоученные собаки, отказались явиться и показать свои трюки. {53}
Она обещала, что ему откроют то, чего никогда не ведал ни один человек, и то, что некогда знали все, впоследствии же забыли, и то, что ангелы показали Адаму в раю до изгнания, — знания, возвращение которых человеку означало бы конец света и начало нового мира.
Исполнила ли она это? Не исключено. То, что он узнал, могло оказаться той самой обетованной мудростью превыше всякой цены, а могло — и расхожей истиной, притчей во языцех, или шуткой, или младенческой уверткой.
Кроме того, она обещала, что научит его делать золото; лишь этого ждал Эдвард Келли от духов, с которыми беседовал; и в Праге она открыла им тайну. В доме императорского лекаря доктора Гаека, Тадеуша Гагеция {54} , на Золотой улочке, — Доме Зеленого Кургана, самом большом из крошечных домиков с огромными трубами, что лепились к краю Оленьего рва: здесь с золотом работали, проверяли его на чистоту и ковали: сотворяли или уверяли, что сотворяют.
А где еще в христианском мире могло быть получено золото, как не в Праге? Ибо материя — это дворец, запертый дворец короля, который восседает в нем неподвижно и неизменно, и делатель свершает опасное путешествие в сей малый дворец, дабы пробудить короля, оживить его, исцелить от бесплодия, умножить — и он сам себе станет супругой, сам выносит сына. Эдвард Келли полагал, что таковое действие происходит не только в атеноре {55} алхимиков, но и в мире, постоянно, во все времена: в трудах мельчайших неделимостей, в их крошечных закрытых дворцах: преображение материи происходит, когда черные короли делятся, производя сыновей в непорочных страстных сношениях с самими собой, и дают сыновьям умереть, быть похороненными, сгнить, обратиться в прах, а затем возродиться, ожить, восторжествовать. Возможно, что драма сия, со всеми скорбями ее и благодарениями, вершилась на всех ступенях творения, от растений (несчастный Джон Ячменное Зерно {56} , сын зерна, ежегодно сражаемый, чтобы дать жизнь сыновьям) и животных, вплоть до небесных сил и планет, до Самого Бога и Им Самим порожденного Сына. Кто осмелится сказать, что Бог на небесах Своих не страдал от всякой боли и скорби, выпавших на долю Его Сына, что вместе с Ним не испытал смерть, а за ней и радость воскресения, бурного ликования жизни, новой жизни? Разве не были они единым Богом? Ежегодно, каждую Страстную неделю. Каждый день во время мессы.
А город на берегу реки Мольдау, или Влтавы, являлся imago [9] или символом.
Вверху, на горе, в огромном замке над илистой рекой, заточил себя Рудольф, император в черном одеянии, король Сатурн, восседающий на троне; вокруг него в галереях, хранилищах и Kunstkammern лежал весь мир в миниатюре, земля воздух огонь и вода: драгоценные камни, хранящие в крошечных телах огни далеких планет; водяные механизмы и клепсидры, пневматические статуи, поющие кальяны, чучела животных, рыб и птиц, расставленные по порядку и по роду их, а также чудища: улитки со вросшими в раковины драгоценными камнями или написанными на них именами святых и демонов; шкура медвежонка, рожденного некой пражской еврейкой, который, как уверяет летописец, «пробежал по комнате, почесался за ухом и умер». Были также живописные изображения всех этих и многих прочих вещей — в картинах, в альбомах, на монетах, отлитые из цветного воска и стекла — всевозможные стеклянные розы, с листьями и цветками, совершенно как живые, только бессмертные, — а также каталоги всех этих изображений; обложки же каталогов и шкафы, в которых они хранились, были также покрыты вырезанными, нарисованными и инкрустированными картинами. Рудольф любил крохотные вещицы, запечатления миров на вишневой косточке, заводных насекомых, живых существ внутри алмазов.
43 
