«Хотелось бы знать: сумею ли я когда-нибудь привыкнуть?»
– Где герб, который нам следует рассмотреть? – спросил он, подавившись словом «рассмотреть». – Ламберт, ты готов?
– Да, учитель.
Темнота долго смеялась.
– Герб? Вот тебе герб. Держи.
От большого неподвижного отделилось маленькое. Легкое. Подзатыльник? толчок в спину?! – маленькое раздвинуло воздух, оказавшись в объятиях у слепца. Он машинально потрепал взъерошенные волосы. Ребенок. Мальчик. Лет двенадцать, наверное. Тощий какой…
Ребенок пах дождем и куриной запеканкой.
– Вит, стой спокойно, – приказал Большой Втык. – Это наш человек. Он будет тебя трогать: не бойся. Ничего дурного. А я дам тебе потом золотой флорин.
Мальчик под руками задышал вдвое чаще. Видимо, золотой флорин казался ему несметным сокровищем.
– Что я должен сделать? – Слепец выпрямился. Дерзко выпятил подбородок. Не надо было спрашивать таким тоном. Лишнее это: дерзить. Сейчас обидятся, прогонят. Не накормят.
Он знал: людям неприятно смотреть на его лицо, перечеркнутое черной повязкой.
Особенно когда лицо становилось живым.
– Тебе заказан гербовый осмотр на признаки рода, – бросила темнота из угла. Другим голосом: бархатным, пыльным. Это Малый Втык. Это его голос. – С тщанием. Умение молчать оплачивается особо. Разумная забывчивость – сверх того. Понял?
Слепец не ответил. Конечно, понял. Оплачивается особо. Что тут не понять? Гербовый осмотр на признаки рода: не в замке, не в поместье. Не в шатре перед турниром. В доме братьев Втыков.
Тайный осмотр.
Все сошли с ума. Ты – раньше, они – сейчас.
Пальцы с ловкостью, дарованной годами опыта, пробежали по щуплому телу мальчишки. Желавший получить флорин, тот стоял смирно. Только сопел. Не любит, когда его трогают. Боится. Потерпи, малыш… дай руку… Что ж ты такой костлявый? Легкий хлопок: кожа в ответ чуть-чуть затвердела. «Латный» признак? – следует проверить тщательнее…
Вдруг ребенок просто замерз?
Или братья Втыки решили на сытое брюхо подшутить над бедным слепцом?
Резко согнутая в локте, рука мальчишки отчетливо хрустнула. Нет, скорее лязгнула. Слепой Герольд вздрогнул: он хорошо помнил этот звук. Согласно диссертату «Droit de recherche»:[20] сгибать быстро, без предупреждения, дабы тело… Он согнул руку очень сильно, прижав предплечье к плечу. Умело вывернул.
Не может быть. Не может.
Хорошо, что это ребенок.
Хорошо, что, вдохновленный флорином, малыш поддается: иначе бы не удержать.
– Смотри, Ламберт. Внимательно. «Лепестково-клинчатый» локоть. Успел?
– Успел, учитель.
В голосе Ламберта, обычно спокойном, кипел восторг. Ну конечно. Поводырь все запоминал со слов наставника, но своими глазами никогда не видел. А тут увидел. Господи! – увидел … добрый барон Карл-Зверь, будь ты проклят ныне, и присно, и во веки веков!
Аминь.
Слепой Герольд повторил действия. На этот раз мальчишка перестал трястись, расслабившись, ответные проявления были крайне сглажены, но умница Ламберт знал, на что нужно обратить внимание. Наверняка заметит самый малый признак.
– Я видел, учитель.
Слепец знал, что именно видел поводырь. Ложная ссадина на «острие» локтя, именуемая в геральдике «змеиным венчиком», раздвигается, и наружу высовывается жало: локтевой «клин». Неестественно узкий, граненый, словно стилет. Усиленный плотным прилеганием лучевой кости у «рукояти». Правда, любой стилет куда менее прочен. Правда, любая кость не имеет «мечевых долов» по всей длине. Правда…
Опытный лекарь готов душу продать, лишь бы исследовать.
Даром, что ли, лекари делают вид, будто презирают герольдов?
– «Латная» кожа, учитель.
Молодец. Ученик заметил и это. У Ламберта талант. Жаль, пропадет, сгниет в безвестности.
Жаль…
– Наблюдай дальше. – Слепец вдруг ощутил возбуждение. Давно забытое чувство. Он еще не стар. Он умеет. Он знает. – Выворотность суставов. Малыш, стой смирно. Мне тебя не удержать. Ламберт, вот… и вот. Успел? Он не обучен, но все равно должно быть заметно.
– Да, учитель. Особенно колени. И шея.
– Малыш, подпрыгни. Ну?!
– Учитель! Он прыгает «мантикорой»!
– Продолжаем. Скорость движений… малыш, ты хорошо бегаешь?.. Кто-нибудь, дайте мне чашку винного уксуса! И тряпицу…
– Зачем уксус? есть вино!.. – заикнулся Малый Втык. Пыль слетела с его голоса, обнажив странную, не свойственную Малому деликатность. Младший из братьев всегда слегка робел перед чужим искусством, чей смысл оказывался ему недоступен.