Последние отзывы

  30  

Его не беспокоило, что с ним самим случилось, но его беспокоило, что случилось с его идеалами. На ступенях Мавзолея Первого Вождя торгуют порнографией. Попы сели за стол и ноги на стол. Заморские капиталисты рыщут по стране, принюхиваются, как псы к сучке. Этот кронпринц, как его опять величают в газетах, приглядывается к фамильным дворцам и твердит, что и не думает вернуться сюда как монарх – он просто в качестве обыкновенного бизнесмена хотел бы помочь своей родине. Прислал на разведку жену, та отправилась на футбольный матч, и весь стадион забыл про игру. А эти вечные разговорчики о том, что людям надо дать возможность на референдуме решить вопрос о монархии. Будто он давным-давно уже не решен. Старые штучки. Почему бы газетам не опубликовать фотографию трех дядюшек этого самого кронпринца в форме Железной гвардии?

Вот так и получилось, что он, Верный Продолжатель, долгие годы стоявший у штурвала страны, стал единственным защитником социализма. Этот лопух Горбачев профукал социализм, все профукал. Прибыл сюда с такой помпой, выкрикнул два своих знаменитых словечка, думал, будет буря аплодисментов. И тут же объявил, что он, к сожалению, больше не может продавать нам нефть на наши деньги. Только, видите ли, за твердую валюту. Это надо же: Генеральный секретарь Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза выдавливает американские доллары у самого верного из его союзников. Когда ему объясняли, что у страны мало валюты, Горбачев отвечал, что надо переходить к более открытой экономике, тогда, мол, и доллары появятся.

Тем, что случилось дальше, Петканов вполне может гордиться.

– Товарищ Генеральный секретарь, – сказал он. – У меня есть предложение по своему собственному варианту перестройки. Моя страна испытывает сейчас некоторые временные трудности, нам с вами известны их причины. Наши народы всегда стремились к самому тесному сотрудничеству на пути социализма. Мы были вашим верным союзником, когда контрреволюция подняла голову в шестьдесят восьмом году. И вот вы прибываете сюда и объявляете, что не можете больше принимать нашу валюту, тем самым намечая некое разобщение между нашими странами. Это решение не представляется мне неизбежным и – позвольте мне сказать откровенно – братским поступком. Я хотел бы предложить вам другую идею, другой взгляд на будущее. Не в одиночку искать тропинку через каменные реки по пути к горным вершинам, а идти вместе. Я предлагаю более тесное сотрудничество.

Горбачев явно заинтересовался.

– Что вы имеете в виду? – спросил он.

– Я предлагаю полное политическое объединение наших государств.

Вот этого Горбачев не ждал. Этого в протоколах не предусматривалось.

Он приехал объяснить Верному Продолжателю, как ему следует управляться со своей страной, и уже заранее ожидал, что ему придется иметь дело с замшелым идиотом старой выучки, одним из тех, кто не понимает направления изменений. Но у него, у Петканова, оказались собственные планы, и это не очень-то понравилось русскому гостю.

– Объясните подробнее, – сказал Горбачев.

Он объяснил. Он говорил о неизменной приверженности его страны к социализму, интернационализму и миру. Он сослался на вековую борьбу своего народа, на его давние стремления. Он откровенно говорил и о сложностях, которые непременно возникнут и могут сослужить плохую службу строительству социализма, если партия и государство их вовремя не распознают и не предпримут совместных целенаправленных действий. Весьма кстати, хотя и мимоходом, он вспомнил о своем юношеском прозрении на горе Рыкоша. И закончил воодушевленной речью о будущем, об их совместных успехах в преодолении трудностей.

– Насколько я понял, – выслушав все, сказал Горбачев, – вы предлагаете, чтобы ваша страна вошла в СССР как шестнадцатая республика.

– Именно так.

После прискорбного инцидента у здания суда защите предложили на один день прервать заседания. Государственные адвокаты Миланова и Златарова, с которыми бывший президент начал по мелочам консультироваться, согласились, но воспротивился Петканов. А на следующий день, когда Генеральный прокурор вновь принялся за разговоры о его общеизвестной алчности, он был сама кротость, само простодушие.

– Я человек обыкновенный, – говорил Петканов. – Мне мало нужно. Когда я находился у власти, я ничего не просил для себя лично.

( – Дурак многого просит, еще больший дурак тот, кто ему дает.)

  30