— Что вы сказали?
У меня внутри все перевернулось. Видимо, я изменилась в лице, потому что она улыбнулась:
— Как вы переживаете! Это естественно: он безумно соблазнителен.
— Между нами ничего нет, — ответила я. — А что за слухи?
— Ну, люди говорят… вы ведь знаете, что здесь за народец. Говорят, что Пол, вы и Льюис…
— Что? Пол, и я, и он?
— Вы все время втроем, ну и поневоле…
Я все поняла и перевела дух.
— Господи! Всего-то, — сказала я весело, как будто речь шла о детских забавах (хотя в сравнении с кошмарной правдой мысль о любви втроем именно так и выглядит). — Только это… Это не страшно.
Совершенно сбив Глорию с толку, я пошла в сад, посмотреть, не успел ли Льюис зарезать кого-нибудь, кому не понравились блестки на моем платье. К счастью, нет. Он прилежно беседовал с одной из голливудских сплетниц. Я с облегчением подумала, что вечер удался. Пообщалась с кучей бывших воздыхателей, все они наперебой за мной ухаживали и расхваливали мое платье и цвет лица. Я решила, что хороший приступ печени — вероятно, идеальное средство для омоложения. Надо сказать, я всегда остаюсь в дружеских отношениях с моими прежними любовниками. При виде меня они принимаются сожалеть о прошлом, шепчут: "Ах, Дороти, если бы вы захотели… " — и предаются воспоминаниям, которые я не всегда могу разделить. Увы! Годы не те, память не та.
Пол наблюдал за мной издалека, радуясь моему веселью, пару раз я встретилась взглядом с Льюисом, которого Глория, похоже, взяла в оборот. Но я не думала о нем. Мне хотелось развлекаться, в последнее время я достаточно поволновалась из-за него. Как это чудесно: шампанское, аромат калифорнийской ночи, добродушный смех бравых голливудских красавцев, которые, к счастью, убивают только на экране.
Где-то через час ко мне подошел Пол. Я веселилась вовсю и была уже немного пьяна. Король вестернов Рой Дардридж жаловался мне, что четыре или пять лет назад я разбила его жизнь. Захлестнутый потоком чувств и выпитого мартини, Рой смерил Пола воинственным взглядом. На того это не произвело ни малейшего впечатления. Он взял меня под руку и отвел в сторону:
— Вам весело?
— Очень. А вам?
— Когда я слышу ваш смех, тоже.
Какой он милый, этот Пол! Нужно срочно выйти за него замуж, можно прямо завтра. Ведь он так об этом мечтает. Но у меня железное правило — не принимать никаких серьезных решений на подобных вечеринках. Поэтому я сдержалась и не осчастливила Пола немедленно. Я ограничилась тем, что увела его в тень магнолии и нежно поцеловала в щеку.
— Как наш малыш?
Пол рассмеялся:
— Глория смотрит на него, как собака на кость, и не отпускает от себя ни на шаг. Похоже, карьера ему обеспечена.
«Если только он не решит убить метрдотеля», — добавила я про себя и решила пойти его поискать. Но не успела: около бассейна истошно закричали. Я поняла, что романисты не врут: мои волосы, несмотря на слой лака, просто встали дыбом.
— Что это? — проговорила я слабеющим голосом. Но Пол уже бежал к толпе, собравшейся у бассейна. Я закрыла глаза, и когда снова открыла, рядом со мной стоял совершенно спокойный Льюис.
— Рена Купер умерла, — сказал он просто. Рена Купер — это та сплетница, с которой Льюис беседовал час назад. Я с ужасом смотрела на него. Рена, конечно, не сама добродетель, но и не худший представитель нашего голливудского сброда.
— Вы же обещали мне, — сказала я. — Обещали.
— Что обещал? — удивился он.
— Обещали никого не убивать без моего разрешения. Так вы держите свое слово? Мне стыдно за вас, Льюис, вы чудовище.
— Но я не убивал, — возразил он.
— Расскажите это кому-нибудь другому, — сказала я с горечью, — конечно, если хотите. — И махнула рукой.
Вернулся Пол. Вид у него был мрачноватый. Он взял меня за руку и спросил, как я себя чувствую. Льюис не двигался и смотрел на нас с легкой улыбкой. Мне хотелось его ударить.
— У бедной Рены был сердечный приступ. Десятый в этом году. Доктор ничего не смог сделать: она слишком много пила, хотя он ее предупреждал.
Льюис развел руками и улыбнулся с видом оскорбленной невинности. Я облегченно вздохнула, но тотчас подумала, что с этих пор за любым извещением о смерти мне будет мерещиться Льюис.
Конец вечеринки был скомкан. Бедняжку Рену увезли, гости быстро разошлись. Настроение было — хуже некуда, и мы с Льюисом вернулись домой. Он заботливо протянул мне таблетку алка-зельцера и посоветовал пойти спать. Я послушалась. Трудно поверить — я чувствовала себя виноватой! Вообще-то мораль зависит от точки зрения, и определить свою мне, очевидно, не удастся до самой смерти. Смерти наверняка от сердечного приступа.