— Ну что, Дороти? Пришли посмотреть на своего дружка? Сегодня у него большая сцена. А вы молодец-мальчик хорош и недорого вам обойдется.
Он был мертвецки пьян, а я не самая терпеливая женщина на свете, как это может показаться. Поэтому я любезно обозвала его сукиным сыном. Он пробормотал, что, не будь я бабой, он был меня в порошок стер. Я его похвалила за сообразительность: перед ним именно баба. Женщина, точнее.
— Во всяком случае, хочу вам сообщить о моей помолвке с Полом Бреттом, — сказала я сухо.
— Знаю, знаю. Все говорят, что вы этим занимаетесь втроем.
Он довольно захохотал, и я уже была готова запустить чем-нибудь ему в физиономию, но тут в дверном проеме появилась чья-то тень. Это был Льюис. Я тотчас превратилась в саму вежливость.
— Билл, дорогой, извините. Вы же знаете, как я вас люблю. У меня просто нервы не в порядке.
Несмотря на свое состояние, он слегка удивился, но тут же ответил:
— Все ваша ирландская кровь. Она может далеко завести. Ну, для вас-то, старина, это, конечно, не новость.
Он хлопнул Льюиса по плечу и вышел. У меня вырвался нервный смешок.
— Милый старый Билл… Он не Бог весть как воспитан, но сердце золотое…
Льюис молчал. Он был в ковбойском костюме, с платком на шее, небритый и задумчивый.
— К тому же, — добавила я, — он настоящий друг. Что за сцену вы снимаете?
— Убийство, — сказал Льюис спокойно. — Я убиваю одного типа, который изнасиловал мою сестру. Похоже, ему пришлось потрудиться.
Мы медленно направились к съемочной площадке. Потом Льюис ушел, чтобы подготовиться. Я оглянулась вокруг. Ассистенты Билла все тщательно подготовили, но он все равно выкрикивал оскорбления. Все понимали, что он просто не владеет собой. Голливуд и алкоголь его добили.
К столикам с коктейлями уже подходили самые нетерпеливые. Добрая сотня людей столпилась возле камеры, толкалась среди декораций. Я в том числе.
— Майлз, крупный план, — прорычал Билл. — Где он?
Льюис спокойно подошел. В руке у него был винчестер. Он казался рассеянным, как всегда, когда ему надоедали.
Билл нагнулся и, посмотрев в камеру, начал ругаться:
— Плохо, очень плохо. Льюис, вскиньте винтовку, цельтесь в меня. Черт побери, что у вас за идиотский вид? Мне нужна ярость, понимаете, ярость… Сделайте что-нибудь с лицом: вы же убиваете подонка, который трахнул вашу сестру… Так, так, уже лучше… Очень хорошо… Теперь стреляйте… ну…
Я не видела Льюиса, он стоял ко мне спиной. Раздался выстрел, Билл схватился за живот, хлынула кровь, и он упал. На мгновение все замерли, потом бросились врассыпную. Льюис с обалдевшим видом разглядывал ружье. Я повернулась к пахнущей плесенью стенке декорации, и меня вырвало.
Полицейский был отменно вежлив и логичен. Очевидно, что кто-то заменил холостые патроны на боевые, очевидно, этот кто-то был одним из многочисленных врагов Билла Маклея, и также очевидно, что этот кто-то — не Льюис, едва его знавший и казавшийся достаточно благоразумным, чтобы не совершать убийства на глазах у сотни людей. Льюиса даже принялись жалеть, а его молчание и угрюмый вид приписали нервному шоку. В самом деле, кому приятно стать орудием преступления. Мы вышли из полицейского участка около десяти часов, с несколькими другими свидетелями, и кто-то предложил пойти выпить, тем более что нам это не удалось на банкете у Билла. Я отказалась, Льюис тоже. На обратном пути мы не произнесли ни слова. Я была совершенно без сил, у меня не осталось даже гнева. «Я все слышал», — просто сказал Льюис, когда мы подошли к двери. Я ничего не ответила. Только пожала плечами, приняла три таблетки снотворного и мгновенно заснула.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Лейтенант полиции с тоскующим видом сидел у меня в гостиной. Красивый мужчина, ничего не скажешь, — серые глаза, полные губы, только немного худощав.
— Вы же понимаете, это простая формальность, — говорил он. — Но вы действительно ничего больше не знаете об этом парне?
— Ничего.
— И он живет здесь уже три месяца?
— Ну да!
Я говорила как бы извиняясь:
— Вы, должно быть, считаете, что я не очень любопытна?
Он поднял свои черные брови, и лицо его приняло выражение, которое я часто замечала у Пола:
— Это еще мягко сказано.
— Видите ли, — возразила я. — Мне кажется, все и так слишком много знают друг о друге, это довольно утомительно. Известно, кто с кем живет, на какие деньги, кто с кем спит, кто что думает о себе… ну… и многое другое. Немного тайны, для разнообразия, а? Вам это не кажется заманчивым?