– С удовольствием, мистер Франклин.
Франклин налил два бокала мадеры, и они расположились у камина.
– Я не видел вас на званом обеде… – осторожно начал Франклин.
Накасо грустно улыбнулся:
– Как член Собрания, я пытался попасть туда, но меня не пустили.
– Не пустили?
– Похоже, мне там никто не поверил, что я тоже состою в правительстве. Боюсь, что другие члены Собрания не особенно стремились помочь мне.
– Мне жаль, что так получилось. Вам следовало сразу обратиться ко мне.
– Вероятно. Мне часто приходило на ум, что вы справедливый человек. Когда я предложил увеличить в Собрании число представителей от негритянского населения колонии, вы были единственным, кто встал на мою сторону. И что удивительно, Тайный союз нас тоже поддержал.
– Полагаю, вы знаете мое отношение к этому делу.
– Знаю, или думаю, что знаю, – сказал Накасо и поставил на пол бокал. – Мистер Франклин, час уже поздний, поэтому прошу простить меня, но я незамедлительно хочу изложить то, с чем пришел. Мой народ очень боится этого английского короля. Они думают, что он вернет земли их прежним владельцам и нас опять сделают рабами. Мистер Франклин, я уже сносил одни кандалы и не хочу надевать новые. Их наденут только на мой труп.
– Я позабочусь, чтобы этого не произошло.
– Значит, Тайный союз против этого короля?
Франклин на секунду задумался:
– Я не могу говорить за всех, вернее будет сказать, что скоро все будут против. А что касается меня лично, то я его не поддерживаю.
– Значит, вы будете с ним воевать?
– Если дойдет до этого. Но надеюсь, что к победе в наших баталиях мы придем бескровным путем.
– Но если дойдет до кровопролития, то мы вам потребуемся. И вам нужно будет, чтобы у нас в руках было оружие.
Франклин слегка заколебался:
– Это совершенно верно, для нас будет ценен каждый человек, желающий обрести свободу. И вот об этом я как раз и хотел поговорить с вами.
– Могу сразу сказать – я дам вам таких людей, но выдвигаю свои условия.
– Какие?
– Во-первых, они должны быть хорошо вооружены.
Франклин нахмурился:
– Нет такого закона, который запрещал бы неграм брать в руки оружие.
– Да, но беда в том, что торговцы не желают нам его продавать.
– Ну, после того кровопролития, за которым последовало ваше освобождение.
– Нас освобождали поименно. Чтобы получить свободу, нам пришлось сражаться. Король Тич вооружил нас.
– И сделано это было в его личных целях. Вы помогли ему свергнуть тех землевладельцев, которые оказывали ему сопротивление.
– Мне, сэр, это хорошо известно. И даже тогда многим из них удалось сбежать в маркграфство Азилия, и рабов своих они забрали с собой. Сейчас возникла похожая ситуация. И если вам потребуется наша помощь, чтобы сбросить ярмо, которое претендент пожелает надеть всем нам на шею, то мы должны быть хорошо вооружены. Это будет для нас знаком высокого доверия.
– Боюсь, путь к такому доверию нелегкий.
– Но его надо пройти.
– Вы уверяете меня, что готовы вступить в борьбу с претендентом ради того, чтобы вновь не стать рабами?
– Конечно, хотя есть и иные пути.
– Это похоже на угрозу.
– Да. Я провел переговоры с маронами[17] и с некоторыми индейскими племенами, которые думают точно так же. Я и их могу привести в ряды наших сторонников, или же я могу направить их против тех, кому здесь достанется победа. Тич дал нам свободу, мистер Франклин, и мы ищем способ, чтобы навсегда ее сохранить. И кроме того, нам нужно более широкое представительство в правительстве. Нас в колонии в два раза больше, чем вас.
Франклин кивнул. Эта вторая, более тонкая угроза не ускользнула от его внимания.
– Я подумаю, что здесь можно сделать. Пока это все, что я могу вам обещать. Есть какие-то еще условия?
– В других колониях, особенно в маркграфстве, рабство до сих пор сохранилось. Среди рабов есть наши родственники. Мы должны их освободить.
– Но в других колониях действуют свои законы. Насколько вам известно, у меня нет голоса в их правительствах.
Накасо усмехнулся:
– Когда начнется война, я думаю, у Тайного союза, а значит, и у вас появятся возможности диктовать свои условия за пределами нашей колонии.
– Только в том случае, если мы победим. И вы переоцениваете значимость моей персоны. Я могу лишь заверить вас, что мои симпатии принадлежат всецело вам. Я испытываю отвращение к рабству и сделаю все, чтобы его отменить.