Особенно,... 
67 
– Говорите, а мы решим, нравится нам это или нет.
– Вы совершили ошибку, удалившись в глушь. Вам следовало остаться в Чарльз-Тауне, там вы могли бы продолжать свои научные исследования. Эту войну, господин Франклин, ружьями и шпагами не выиграть. Вам не устоять против тысячи или даже десятка тысяч солдат.
Какое-то мгновение Франклин пристально смотрел на парня:
– Вы пьете ром, господин Улер?
– В том случае, если нет водки.
– Тогда пойдемте в дом.
Дождь лил как из ведра, и в хижине стоял полумрак, словно наступили ранние сумерки.
Мальчик принес каждому по тарелке оленины и кукурузных лепешек, и они расположились в комнате, наскоро оборудованной утром под кабинет. Здесь горело всего несколько свечей и масляных ламп, и потому было довольно темно.
Франклин разлил по кружкам ром и отправил мальчика за Робертом.
– Ну что ж, – сказал Франклин, – с ромом и хорошей закуской любой разговор вести приятнее.
– А ром-то порядочная дрянь, – сказал Вольтер, поднеся свою кружку к носу.
– Думаю, тебе доводилось пить и похуже. Ну, господин Улер, мы вас внимательно слушаем.
– Вначале тост за гостеприимных хозяев, – сказал Улер, подняв кружку.
– За хозяев, – подхватил Вольтер.
Франклин не отреагировал на приглашение выпить во здравие его персоны, и Улер застыл с поднесенной ко рту кружкой.
– В моей стране, если во здравие хозяина произносится тост, то он должен выпить.
– А… – Франклин поднял кружку и наблюдал, как Улер осушил свою.
Задержав дыхание, Франклин выпил ром, затем по кругу вновь наполнил кружки.
– Какую страну вы называете своей, господин Улер?
– Вы задаете мне вопрос, на который не так-то легко ответить. Сейчас я имел в виду традиции России, но, как я вам уже говорил, я родился не в России, а в Швейцарии, в Базеле. И, как говорил и как вы сами определили, был взращен malakim. Я не сразу понял, что отличаюсь от окружавших меня людей. С самого раннего детства я увлекался математикой. И мне, подростку, предложили попытать счастья и поступить в Академию наук в Санкт-Петербурге. При посредничестве моего друга мне это удалось.
Академия, скажу вам, друзья мои, была обителью чудес. Для меня она стала просто раем. Именно там, изучая науки, я постиг всю глубину замысла моих хозяев.
– Совершенно очевидно, что ничего хорошего нам от них ждать не следует.
– Это верно. Но с самого начала нужно уяснить, что, точно так же, как и у людей, в среде malakim существуют раз личные группировки. Я не претендую на полное знание хитросплетений их политических интриг – все-таки я находился под присмотром только одной группировки. Я могу лишь описать два основных лагеря, о которых мне было известно с детства. Одна группировка – назовем их радикалами – считает, что единственным способом избавиться от раздражения, которое вызывают у них люди, может быть их полное уничтожение. Только это восстановит покой, непрестанно нарушаемый научными исследованиями и экспериментами человечества. Думаю, с радикальным лагерем вы хорошо знакомы, это они спланировали и осуществили падение кометы, уничтожившей Англию.
– Продолжайте, – попросил Франклин бесцветным от закипающей ярости голосом.
– Вторая группировка – назовем их либералами – считает, не стоит уничтожать человечество. Они верят, что между земным человеком и их Владыкой есть родственная связь. Кроме того, они полагают, что люди могут оказывать им неоценимые услуги. Какие именно, я не могу точно сказать.
– Насколько я понял, вы были радикалом.
– Да.
– Так я и думал.
– Либералы очень хотят держать под своим контролем научную мысль человечества. В течение столетий, как только они чувствовали, что достигнут определенный прогресс, они являлись людям и предлагали свои услуги, то есть брали на себя обременительный труд сложных расчетов и экспериментов. И это возымело действие в перспективе.
– Тем самым они убивали науку в самой ее колыбели.
– Да. Они подменяли метод результатами, отчего философы теряли направление мысли. Прирученные джинны творили чудеса, и философам начинало казаться, что не стоит тратить время на доказательства и изобретение искусных устройств, позволяющих осознать истинную природу вещей.
– Много лет назад сэр Исаак Ньютон понял это, – заметил Франклин.
– Да, – согласился с ним Улер, – и поэтому его убили. Они и вас убьют, если им это удастся. Но я чуть позже вернусь к этому. Либералы создали иллюзию науки. Как только методика утрачивается, они сразу же прекращают свою помощь. Таким образом, они уничтожили науку Древней Греции, и Аристотель служит нам ярчайшим примером. Они подвели его к ложному пониманию мира, сбили его с пути анализа и эксперимента. С тех пор как его труды были опубликованы, они многие столетия служили человечеству источником не мудрости и знания, а ложных идей. И такое происходило со многими учеными в разных уголках земли. Гермесу Трисмегисту, известному под именем Тот[28], они помогли овладеть тайнами магии, и это, в свою очередь, породило темные времена алхимиков. Легко заметить, что когда malakim через одно или три поколения лишают человечество своей помощи, то вместо науки остается пустой ритуал и вместо истинных знаний наукообразная чепуха. Со временем люди забывают о malakim, они воспринимаются ими как герои фольклора, и так продолжается до нового возрождения. Этими циклами человечество живет с библейских времен.
67 
