Последние отзывы

  181  

Создай эмблему или печать; изваяй статую, нарисуй картину, а потом вывеси ее в срединной зале, внутреннем круге лабиринта Памяти: Актеон, Философ, посылая свои изголодавшиеся Помыслы в погоню за ускользающей Истиной, в конце концов обнаруживает ничем не скрытую Красоту: нетронутое, непознанное пламя огня Разума, горящего в самом сердце темного мира материальных теней. Узрев же Красоту, Философ становится тем, кого сам и преследовал, умирает, чтобы жить в Ней.

Ожидая возвращения Дианы из парка, Джордано Бруно Ноланец, сам не понимая почему, дрожал от волнения.

Первыми шли егеря, неся на древесном суку застреленного ею оленя. Легкие аплодисменты и шепот одобрения со стороны гостей и придворных. Язык оленя вывалился из упавшей головы, а кровь, более голубая, чем кровь Бруно, густо кропила росистую траву. Далее следовали служанки, одетые, как обычно, во все белое, — он так и не озаботился узнать, кто из них кто, и наделить их именами.

Последней из леса появилась она, на покрытом попоной коне, которого вел граф Лестер, держа в руках ее маленький арбалет. Не обнаженная, нет; даже ради охоты она не переменила свой многосложный наряд: редингот, плащ; нижняя юбка, длинное платье, рукава с прорезами; плоеный воротник, перчатки, чулки, ботинки.

Но за всем этим, там, внутри, она была обнаженной и нетронутой. Все они думали об этом.

Она спешилась. Покровители выдвинули Ноланца вперед — то были сэр Уолтер Рейли и Эдвард Дайер,^[486] поэты, преданные слуги Дианы. Она протянула руку в узорной перчатке (черная лайка, украшенная цветами: клубника, анютины глазки, фиглаз приближался настолько, чтобы можно было разглядеть золотую муху, муравья, жука, поблескивающего среди зарослей, за которыми прятались драгоценные камни ее колец). Губы его не коснулись ее особы. Когда-то он так же целовал кольцо Папы Римского, предупрежденный о том, что касаться его нельзя: тысяча лет лобзаний совершенно изотрет перстень.

«Сей господин хочет предложить вашему величеству труд собственного сочинения».

«В коем сей господин расточает искренние и искусные комплименты вашему величеству, вашей стране и народу».

На ее лице мгновенно возникла искренняя улыбка, и Ноланец был раз и навсегда зачислен в веселую армию, в ее армию. Бруно позволил. Он неисчерпаем; он даст королеве столько, сколько она сможет взять.

«Позвольте взглянуть, — сказала Диана. Она взяла подаренную книгу и жестом велела ему встать. — И какова же тема?»

«Книга посвящена Любви», — ответил он по-итальянски.

Королева продолжила на том же языке:

"Вы превозносите ее?»

«Могу ли я не делать этого. Нет на земле силы большей, чем Любовь».

Диана засмеялась — ее как будто потешило такое преувеличение — и посмотрела на него с большей серьезностью. Он не отвел взгляда в смущении: дух Бруно возвысился до его глаз и встретил ее взгляд, хотя как не смешаться, когда смотришь на нее, стоящую в окружении и под защитой тысяч драгоценных камней: холодных жемчужин, пылающих рубинов, чистых изумрудов, золота, серебра, адаманта.

«Eroici furores, — сказала она. — Вы пишете о неистовстве влюбленных? Мужчины любят повторять, что глаза любимой сразили их наповал, что они умирают от любви. Так вы притворяетесь? В нашей стране говорят: люди умирают, и черви поедают их, но причиной тому — не любовь^[487]».

«Мадам, — ответил он. — Любовь, о которой я пишу, — то не обычная любовь мужчин и женщин. И даже не благородная любовь ваших придворных и верных слуг — в числе коих назову и себя — к священной особе вашего величества».

«Нет?»

«Нет. Повествуя об Актеоне и Диане, Филлиде и Клоринде,^[488] мужчине и женщине, глазах и звездах, стрелах и сердцах, — я говорил об иной любви».

«Вот как, — сказала королева. — Ужели подобает нашим слугам признаваться в какой-то иной любви?»

В этот миг Бруно (стоявший немного ссутулившись, чтобы не оказаться выше королевы) понял, что ему устроили проверку. Подол ее платья (отметил он, поскольку глаза его опущены) был морем: скалы, корабли, огромные рыбы, пена из мелкого жемчуга на атласных волнах, утопленники, сокровища, выброшенные на золотистый песок жемчужины.

«Ради вас, мадам, — сказал он, — горячее сердце вашего преданного слуги и стремится к Истине. Познанию. Самой Любви. Дабы предстала она, склонив колени пред вашим величеством».

  181