Интересно, а как я сама со стороны выгляжу?
Ой, лучше не думать!..
Князь с Княгиней переговариваются вполголоса; о чем, отсюда не слышно – за дальним концом стола сидят. Феденька на них посмотрел, перестал из блюдца сербать, тоже стал из чашки пить. Напротив Друц сахаром хрустит, ровно жеребец – привык вприкуску чай пить. Нет, я уж лучше по-барски, внакладку! Помню, в Кус-Кренделе все чаще вприглядку выходило…
А вот и отец Георгий. Я его поначалу и не приметила. Сразу видно: священник. Чай пьет – будто причащается!
Сидим мы вместе, одной семьей, завтракаем; в саду птички с ума сходят, щебечут, солнышко встает – тишь, да гладь, да Божья благодать! Все у нас хорошо, а будет – еще лучше; если, конечно, не вспоминать, что это – отсрочка. Не оставил нам Дух Закона времени, сила колдовская из нас прет наружу, выхода ищет. Почему? Ведь пауза должна быть! Княгиня говорила, и Феденьке Друц то же самое сказывал! Почему – опять нам по-иному?! Хоть бы передохнуть дали…
– Сдается мне, Александра Филатовна, что и этому причиной – «брудершафт». От него и беды ваши, и способности. Извините, если помешал.
Вот тебе и раз! Неужели я вслух думать начала?! Или это отец Георгий мысли читает?
– Вы, Александра Филатовна, с мужем вашим сколько лет в обучении были? Года четыре, не больше. Так?
– Так, – киваю. – Даже меньше.
– А другие – по восемь, десять, а то и все двенадцать лет крестниками ходят. Сами видите, насколько у вас быстрее дело складывается. Ну а «пауза» ваша и совсем краткой оказалась. Дня не прошло, как финты пробивать стали. Все он, «брудершафт», больше нечему…
– С кем это вы на брудершафт пить собрались, батюшка? С Александрой Филатовной? Доброе утро всем! Что ж это вы без меня завтракать сели?
Тамара!
В платье голубом, воздушном, нитка жемчуга на шее; глаза радостные, на пол-лица распахнулись; ветер налетел – взвились волосы облаком подсвеченным, нимбом клубящимся… ни дать ни взять, ангел в гости явился!
Неужто и вправду – выздоровела?! Друц, ром ты хитрый, что ж ты за шутку на старости лет учудил?..
– Доброе утро, Томочка! – князь первым успел, за всех ответил. – А мы думали: ты спишь еще, будить не хотели. Садись рядом. Чаю налить? С вареньем?
И вот уже Шалва Теймуразович вокруг дочери суетится, чаю ей наливает, варенья кладет, вазочку с печеньем ближе пододвигает; а сам нет-нет – да и скосится мимоходом; поверить в свое счастье не может! да я бы и сама, небось, не поверила…
За всем этим и вопрос Тамарин насчет «брудершафта» потерялся, а отец Георгий сразу смекнул – сидит, помалкивает, чаем да крендельком причащается.
– …а что это за книжка у тебя, Томочка?
Мне и самой любопытно стало. Глянула, благо княжна недалеко уселась, книжку на стол рядом положила.
Г-н Папюс. "Рождение мага".
Как же, знаю-с! Видела у отца Георгия. Даже полистала однажды. Муть всякая: заклинания-инвокации, значки-руны, символы-иероглифы… Плюс рассуждения неудобовразумительные. И комментарии, к которым еще столько же комментариев требуется, чтобы хоть что-то понять.
Муть, она и есть муть.
– Про магию, папа. ОН мне сказал: я теперь могу учиться. Теперь – могу. А у кого учиться – не сказал. Вот я и решила хотя бы книжку почитать…
– Кто – ОН, Томочка?
Голос у князя Джандиери по-прежнему ласковый, но лицо на глазах начинает твердеть, и сразу становится ясно, что это – уже совсем другой Джандиери. Господин полковник. Облавной жандарм. При исполнении. Даже страшно: никогда раньше не видела, чтоб у него лицо ТАК менялось!..
Ответить Тамара не успевает: со стороны заднего двора раздается оглушительный лай Трисмегиста. И не заливистый, радостный, когда пес своих встречает: раздельный, отрывистый, требовательный. Гав! Гав! Гав-гав! Ясно, как день: "Я! Его! Пой-мал!"
Кого?!
И князь на полуслове осекся. Он пса своего знает, как облупленного. Ишь, сразу:
– Прошу прощения, дамы и господа. Мне надо отлучиться.
Это он уже на бегу бросил. Ох, и горазд князь бегать, даром что в летах! Нет, была б я не в тягости, я б за ним поспела. А так мне бегать не с руки. И о ребенке (о двойне, если Духу верить?) вовремя вспомнила: не выйдет у рыбы-акульки сейчас по кустам гасать. Феденька меня – под руку, пошли мы с ним вслед за князем. Быстро, конечно, пошли, но не так, как хотелось бы. К месту самыми последними поспели.
Даже Княгиня нас опередила.
* * *
Трисмегист уже не лаял: стоял в сторонке, преданно заглядывая в глаза хозяину. Ворчал утробно, скалил клыки; косился на задержанного. Мол, ты не смотри, что я тебя отпустил! только попробуй мне удрать!