– Ось он, городовой-то! Ишь, бегит, его усердие – аж взопрел…
– Знамо дело – от усердия…
– Разойдись! дайте пройти представителю власти!
Толпа расползлась мокрой ветошью – и ты увидел. Словно из-за плеча у городового выглянул.
Народ сгрудился напротив зоосадовской клетки. В клетке, бешено хлеща себя хвостом по бокам, рычал и скалил внушительные клыки амурский тигр по кличке Мальчик. (Кличка подходила тигру, как корове седло.) Ярость зверя была понятна – галдящие перед клеткой бездельники могли и невинного агнца довести до кровопролития. Но на сей раз толпа, против обыкновения, ахала и ужасалась отнюдь не зря. Потому что в клетке, позади тигра, на присыпанном соломой полу, лежала беременная женщина!
Акулина!
Сосредоточенное, серьезное лицо, веки плотно сжаты – но грудь мерно вздымается, и трепещет жилка на виске.
Эк угораздило в Закон выходить… И чего тебе дома не сиделось, беспокойная ты моя? Читала бы книжки ученые, к экзаменам готовилась – нет, понесло в зоосад на ночь глядя! И не к птичкам-синичкам, рыбкам-черепахам – к тигру в клетку! С ним-то какая беда приключилась? опять, кроме тебя, никого не нашлось?!
Не начались бы роды…
– …Ваше усердие, ваше усердие! шо робыть будем?!
– Пристрелить зверюгу, и дело с концом! Там же человек в клетке! Баба!.. на сносях…
– Так может, он ее уже? тово?
– Чево – тово? чево – тово, я т-тебя спрашиваю? Хычник? бабу? тово?!
– Может, загрыз?..
– Ты чего мелешь? Чего мелешь, говорю?! Да штоб Мальчик нашу Лександру Филатовну тронул?! Просто обморок у дамочки случился. Бывает, когда дите в брюхе! Вы бы лучше разошлись, господа хорошие, не дразнили зверя! От греха, значит, подальше…
Это Поликарпыч, служитель. По голосу узнал. Слава Тебе, Господи – хоть один умный человек рядом оказался!
– Да ты сам что говоришь, дурак?! Беременная женщина – у дикого зверя в клетке! Стреляйте, ваше усердие!
Городовой вытащил из кобуры револьвер. Сухо щелкнул взводимый курок.
Шум обрезало; народ попятился в тишине.
Стой, дурень! Тигр – зверь живучий, его из нагана не убьешь! только разъяришь окончательно! тогда уж пропадать Акулине пропадом! – Мальчик и не заметит, как на части разорвет!..
– Не, боязно, – городовой опускает ревеольвер и вытирает вспотевший лоб. Руки его дрожат. – Еще в дамочку попаду…
Блюститель порядка оглядывается в растерянности на толпу, ждущую выстрелов и крови. Беспомощно разводит руками, словно ища сочувствия, поддержки – и, как ни странно, находит!
К нему подскакивает сухонький жилистый Агафоныч в форменной робе и фуражке служителя; с другой стороны городового уважительно трогает за погон Поликарпыч, который поперек себя шире.
И выше.
– Ваше усердие! не треба стрелять. Лександра Филатовна – она Мальчика из соски выкармливала… это тигра нас от клетки гонит, мамку вроде как боронит. Вы б велели народу вон идти, не злить хычника!.. так оно лучше всего будет.
– А Лександра Филатовна очухается, дык сама из клетки выберется, – уловив паузу, Агафоныч принимается бубнить городовому во второе ухо. – Видите: жива дамочка, и крови на ей нема… В тягости она; сомлела по духоте. Не обидит ее Мальчик. Только шо с тигры взять: зверь, он и есть зверь, не понимает, шо мы ей добра хотим…
Наконец до городового доходит: больше всего пользы сейчас будет не от стрельбы. А от того, что его усердие делать умеет и любит: от наведения порядка. Чем он и начинает заниматься – к неудовольствию зевак, зато всячески поддерживаемый обоими служителями.
– Доктора позовите, – оборачивается блюститель порядка к служителям, когда зеваки отходят подальше, продолжая глазеть на клетку с указанного их усердием расстояния.
– А хрена там дохтур? разве Мальчик подпустит дохтура?! Ждать треба…
– Даст Бог, обойдется. Она – дамочка бойкая; оклемается…
– Может, водой из шланга побрызгать? Для прохлаждения?..
* * *
– …П-прочь, хамы!
Странно, почему голос – женский? или померещилось?
Перед глазами – комья земли, жухлые травинки. Саднит разбитый лоб, привычно ноет спина. Надо вставать – долго отлеживаться не дадут. Сейчас набежит охрана, начнут сапогами пинать; могут и прикладом добавить. Надо вставать – чтобы снова таскать ненавистные скользкие стволы.
Почему – скользкие?
Потому что – осень, дожди, слякоть; вот почему.
Что за глупые мысли лезут тебе в голову, ром сильванский?