Пока Хоффман говорил, у меня перед глазами начала в ярких красках вырисовываться картина предстоящего вечера. Я слышал гром оваций, жужжание электронного табло у себя над головой. Видел себя, дергающего плечом, а потом выходящего в сиянии огней на край рампы. Странное, смутное чувство нереальности овладело мной, и только тут я понял, насколько ко всему этому не готов. Я поднял глаза на Хоффмана, который ждал ответа, и вяло пробормотал:
– По-видимому, это великолепно, мистер Хоффман. Вы превосходно все продумали.
– Ага. Значит, вы одобряете? Все детали, все они…
– Да-да, – произнес я, нетерпеливо махнув рукой. – Электронное табло, выход к рампе, знак плечом – да, да, да, превосходно продумано.
– Ага. – Секунду Хоффман глядел нерешительно,! но затем, кажется, уверился в том, что я говорю искренне. – Отлично, отлично. Итак, все согласовано. – Он задумчиво кивнул и некоторое время молчал. Затем, не отрывая глаз от дороги, снова забормотал: – Да-да. Все согласовано.
Хоффман, не обращаясь ко мне, по-прежнему шептал что-то себе под нос. Большая часть неба покрылась багрянцем; дорога петляла меж полей, и солнце время от времени заглядывало в переднее стекло, заставляя нас щуриться. Внезапно, когда я смотрел в боковое стекло, послышались судорожные восклицания Хоффмана:
– Вол! Вол, вол, вол!
Произнесено это было все так же негромко, но я повернулся и удивленно на него воззрился. Хоффман все еще был погружен в свои мысли, смотрел прямо перед собой и сам себе кивал. Я оглядел окружающие поля, но, при великом множестве овец, не обнаружил ни одного вола. Мне смутно припомнилось, что Хоффман и прежде, путешествуя со мной в автомобиле, позволял себе подобные выходки, но постепенно я начал отвлекаться и терять интерес к этому вопросу.
Вскоре мы вновь оказались на городских улицах, где пришлось почти ползти. Тротуары кишели народом, возвращавшимся с работы; во многих витринах зажглось вечернее освещение. В городе я почувствовал себя более уверенно. Мне подумалось, что когда я окажусь в концертном зале, выйду на сцену и осмотрю публику, многое встанет на свои места.
– В самом деле, сэр, – вдруг заговорил Хоффман, – все идет нормально. Совершенно не о чем тревожиться. Увидите, город примет вас на ура. Что касается мистера Бродского, я по-прежнему в нем не сомневаюсь.
Я решил, что должен по крайней мере казаться оптимистом.
– Да, – отозвался я весело, – мистер Бродский покажет себя в полном блеске. Определенно, он сегодня в прекрасной форме.
– Да? – Хоффман выглядел ошеломленным. – Вы с ним недавно виделись?
– Только что на кладбище. Я говорю, держался он как нельзя более уверенно…
– Мистер Бродский был на кладбище? Интересно, что он там делал.
Хоффман смотрел вопросительно, и я хотел было поведать ему всю историю с похоронами и сентиментальной выдумкой Бродского, но в конечном счете поленился и сказал просто:
– Думаю, у него там была назначена встреча. С мисс Коллинз.
– С мисс Коллинз? Боже милостивый! С чего бы это? Несколько удивленный его реакцией, я поднял глаза:
– Кажется, примирение более чем вероятно. Если дело сложится счастливо, можно будет с полным основанием ожидать дальнейшего развития событий.
– Да-да! – Хоффман задумался, и на его лице появилась хмурая гримаса. – Мистер Бродский сейчас на кладбище? Ожидает мисс Коллинз? Странно. Очень странно.
По мере того как мы приближались к центру города, движение делалось все более интенсивным, пока наконец мы не застряли в узком переулке. Хоффман, в ком явно нарастало беспокойство, снова обернулся ко мне:
– Мистер Райдер, мне требуется кое-что устроить. Я, конечно, присоединюсь к вам в концертном зале, однако в эту минуту… – Он взглянул на часы, и на его лице отразился ужас. – Видите ли, мне нужно кое-что… устроить… – Он стиснул руль и уставился мне прямо в лицо. – Мистер Райдер, дело вот в чем. Из-за этого окаянного одностороннего движения в час пик – чтоб ему! – нам еще долго пришлось бы добираться до концертного зала на машине. Однако пешком… – Он внезапно ткнул пальцем в окно. – Вот он. У вас перед глазами. Всего минута-другая ходьбы. Да, сэр, та самая крыша.
Я видел обширную крышу в форме купола, которая громоздилась невдалеке над соседними строениями. В самом деле, от концертного зала нас отделяли, видимо, не более трех-четырех кварталов.
– Мистер Хоффман, – предложил я, – если у вас неотложные дела, я ничего не имею против того, чтобы пройтись пешком.