Особенно,... 
19 
Откуда у него такая уверенность, что в квартире, кроме него, никого нет? Ведь спрятаться здесь мог, по сути, кто угодно и где угодно. Я-то точно знал, что мы с ним одни. Но он? На чем было основано его убеж–дение? Возможно, все дело в той особенности его ха–рактера, которая позволяла ему оставаться живым и безнаказанным до сих пор в причудливой смеси изобретательности и беспечности?
И вот наконец настал восхитительный момент – он полностью убедился, что действительно один в сво–ем логове.
Только тогда он вошел в гостиную – я отчетливо видел его силуэт на фоне освещенного из прихожей проема двери, в то время как меня, стоящего в густой тени, он заметить никак не мог, – убрал свою девя–тимиллиметровую пушку в наплечную кобуру и мед–ленно стянул с рук перчатки.
Даже в неярком свете я отчетливо видел каждую деталь его облика, все то, что привлекало и восхищало меня в этом человеке.
У него были мягкие черные волосы, азиатского ти–па лицо – определить национальность более точно я бы не решился: такие лица можно встретить и у ин–дийцев, и у японцев, и у цыган; он мог оказаться даже итальянцем или греком, – хитрые, очень темные, по–чти черные глаза и удивительно гармоничная фигура. Эта гармония, симметрия и соразмерность всех час–тей тела была, пожалуй, едва ли не единственной особенностью, которую унаследовала от него Дора. Однако в отличие от светлокожей дочери – должно быть, у матери Доры кожа отливала просто молочной белизной – он обладал кожей цвета жженого сахара.
Внезапно я почувствовал, что он забеспокоился. Повернувшись ко мне спиной, он пристально уста–вился на какой-то предмет, вызвавший его тревогу. Я тут был явно ни при чем, поскольку ни к чему даже не прикоснулся. Настороженное, взвинченное состо–яние не позволяло ему логически мыслить и на какое-то время разрушило завесу между моим и его разу–мом.
Высокий, в длинном пальто и великолепных, руч–ной работы ботинках с Савил-роу, которые пользуют–ся неизменным спросом во всех магазинах мира, он шагнул вперед, в сторону, противоположную той, где прятался я. И только тут из множества образов, роив–шихся в моей голове, ярко высветился один, и я по–нял, что предметом, столь встревожившим и смутив–шим его, была гранитная статуя.
Мне стало ясно, что он понятия не имел ни о том, кого изображает эта скульптура, ни о том, как она по–пала в его коллекцию. Опасливо озираясь по сторо–нам, словно боясь, что кто-то все же скрывается ря–дом, он приблизился к статуе, потом обернулся, еще раз обвел комнату внимательным взглядом и вновь вытащил из кобуры оружие.
Он тщательно перебирал в уме все возможные версии. Был один торговец, которому хватило бы ума притащить сюда это и оставить потом дверь откры–той. Однако, прежде чем ехать, он бы непременно по–звонил.
Интересно, откуда она? Из Месопотамии? Или из Ассирии? Неожиданно, вопреки всем доводам здра–вого смысла, он протянул руку и погладил гранитную поверхность. Господи, какая великолепная вещь! Он был просто в восторге и потому вел себя глупо.
Ведь рядом мог оказаться кто-то из его врагов. Но, с другой стороны, с чего бы это гангстеру или федеральному агенту заявляться сюда с такими подарками?
Как бы то ни было, при виде столь совершенного произведения искусства он не испытывал ничего, кро–ме восхищения. Мне же по-прежнему не удавалось как следует рассмотреть статую. Чтобы лучше видеть, надо было снять очки с фиолетовыми стеклами, одна–ко я не осмеливался даже пошевелиться, ибо мне нра–вилось видеть его восторг, едва ли не преклонение перед новым шедевром, ощущать его безграничное желание заполучить статую в свою коллекцию. Имен–но эта неуемная жажда обладания и привлекала меня в нем в первую очередь.
Он уже не мог думать ни о чем другом – только о прекрасно исполненной резьбе, о том, что, судя по определенным признакам, выполнена она не в древ–ние времена, а относительно недавно, скорее всего в семнадцатом веке, что падший ангел изображен с удивительным мастерством и выглядит совсем как живой.
Падший ангел… Мой любитель искусства рассмат–ривал его со всех сторон, ощупывал, гладил по лицу, волосам… разве что не вставал на цыпочки и не це–ловал камень. Черт побери, но я-то ничего толком не видел! И как он только мирится с такой темнотой! Впрочем, он стоял почти вплотную к статуе, в то вре–мя как я маялся футах в двадцати, зажатый между дву–мя святыми.
Наконец он включил одну из галогенных ламп, внешне напоминавшую охотящегося жука-богомола, и повернул ее тонкую металлическую лапку так» что–бы луч света упал на лицо ангела. Теперь мне отчетливо 6ыли видны оба профиля: и статуи, и… Потрясающе! Этот человек был охвачен истинной страстью и даже иногда тихо вскрикивал от вожделе–ния. Его уже совершенно не интересовало, кто принес сюда это чудо, он простил неизвестному посетителю даже незапертую дверь и совершенно не вспоминал о возможной угрозе. Он вновь спрятал пистолет в кобу–ру, причем сделал это машинально, казалось даже не сознавая, что тот вообще был у него в руках, потом все же поднялся на цыпочки, пытаясь оказаться лицом к лицу с ужасным и устрашающе-грозным ангелом. Оперенные крылья! Не голые, как у рептилии, а опе–ренные! А лицо… Изображенное в классическом сти–ле, с четкими линиями и чуть удлиненным носом. И все же в обращенном ко мне в профиль лице при–сутствовала некая жестокость, я бы даже сказал – свирепость. И почему статуя черная? Быть может, это – святой Михаил, в праведном гневе низвергающий де–монов в ад? Нет, волосы слишком густые и растрепан–ные. И потом… доспехи, нагрудник… И только в этот момент я разглядел самую важную деталь: козлиные ноги и копыта! Дьявол!
19 
