Но Виктория вдруг сообразила, что зимой уже будет дома, с Чарлзом и Джеффри. Какими они кажутся сейчас далекими и нереальными! Только Оливия по-прежнему живет в ее душе, и Виктория почти слышала, как сестра разговаривает с ней по ночам.
Она отошла от Дидье и поковыляла к палатке, где раздавали еду, жадно втягивая носом ароматы кофе и какие-то незнакомые запахи. Странно, несмотря на всю бойню, кровь и мерзость, она зверски голодна!
Виктория положила себе яичницу из порошка, рагу, состоявшее в основном из хрящей, и толстый ломоть хлеба, зачерствевший до твердости дерева, но она все равно съела его, макая в подливу. И запила все двумя огромными кружками крепкого черного кофе. С ней здоровались, но и сестры, и санитары были слишком измучены, чтобы поговорить. Здесь раскинулся настоящий военный городок. Палатки служили казармами, госпиталем, столовой и складами, в маленьком замке стояли постоем старшие офицеры во главе с генералом, а на ферме жили младшие. Остальные разместились в казармах. Виктория все еще не знала, где будет жить.
– Вы от Красного Креста? – спросила ее миловидная полная девушка в форме сестры милосердия. Она с аппетитом уминала завтрак, не обращая внимания на измазанный кровью передник. Двенадцать часов назад Виктория была бы шокирована, но сейчас даже глазом не моргнула.
– Должна была к ним присоединиться, но не успела, – пояснила Виктория. Девушку звали Рози, и, как многие здесь, она оказалась англичанкой. – Они уехали без меня. Не знаю, что с ними случилось.
Рози как-то странно поглядела на нее.
– Зато я знаю. Их машину накрыло снарядом .в Меце. Никто не спасся. Все трое убиты.
Подумать только, если бы она сидела в той машине, сегодня ее уже похоронили бы… если бы было что хоронить.
– Что собираетесь делать? – тихо спросила Рози, и Виктория надолго задумалась. Она отнюдь не была уверена, что хочет остаться. Здесь куда опаснее и тяжелее, чем она представляла. Одно дело – находиться в Нью-Йорке и слушать лекции. Издали все казалось таким простым и определенным, проблемы – ясными, идеи – благородными. Она собиралась водить машину. И возить… кого? Умирающих? Трупы? Какой же она была наивной дурочкой! Но если она решит остаться, значит, должна приносить пользу.
– Сама не знаю, – нерешительно протянула она. – Я не сестра милосердия и ничего не умею. Вряд ли от меня будет толк.
Сгорая от непривычного для себя смущения, она робко поглядела на Рози:
– С кем мне поговорить?
– С сержантом Моррисон, – улыбнулась Рози. – Она главная над добровольцами. Не обманывай себя, крошка. Нам необходима любая помощь, даже если ты ничему не училась. Вопрос в том, сумеешь ли ты это вынести.
– Как мне ее найти?– вместо ответа осведомилась Виктория.
Рози рассмеялась и налила себе кофе.
– Подожди минут десять, она сама тебя отыщет. Сержант Моррисон знает все, что здесь творится. Смотри не говори потом, что тебя не предупредили.
Она оказалась права. Не прошло и обещанных десяти минут, как в палатку деловито вошла великанша в мундире и смерила Викторию оценивающим взглядом. Она уже услышала от Дидье о новенькой. Сержант Моррисон, блондинка с голубыми глазами, под два метра ростом, прибыла из Мельбурна. Она сражалась во Франции с самого начала войны и даже не была ранена. При этом она обращалась с волонтерами как с собственными рабами и, если верить Рози, правила железной рукой.
– Говорят, вы проработали всю ночь, – вежливо начала она, и девушка, изумленно взирая на нее, вздрогнула от непонятного страха.
– Да, – пробормотала она, вытягиваясь как старательный рядовой. Странно после всего хаоса наконец отыскать оазис порядка и спокойствия. Здесь каждый знал свои обязанности.
– И как вам понравилось? – без обиняков допрашивала сержант.
– Вряд ли «понравилось» – подходящее слово, – уклончиво заметила Виктория.
Рози, попрощавшись, направилась к операционной: ей предстояла еще одна двенадцатичасовая смена. Они работали сутки или пока не валились с ног. Рози однажды выдержала тридцать.
– Большинство из тех, за кем я ухаживала, умерли еще до рассвета, – выдохнула Виктория, и Пенни Моррисон молча кивнула, хотя в глазах промелькнуло нечто вроде жалости.
– Такое случается здесь каждый день. И что вы при этом чувствуете, мисс Хендерсон?
Она помнила ее имя, знала, кто она, и без ведома Виктории успела отослать ее чемодан в казарму и отвести койку в женском отделении.