– Мы оба утомлены и раздражены. Сейчас не самое подходящее время для подобного разговора, – произнес он в темноту. – Полагаю, будет лучше отложить его до утра.
Они облегченно вздохнула.
– Я согласна.
– Хорошо. У меня кое-что для тебя есть.
Подойдя к комоду, он выдвинул верхний ящик и достал из него одну из ночных рубашек, которые купил для нее. Наверное, он сошел с ума, раз приобрел целую дюжину шелковых и батистовых сорочек одна тоньше другой.
– Вот, надень.
Он швырнул ей первую попавшуюся.
Майри поймала ее, и через несколько секунд послышалось шуршание одежды. Брандт старался не думать о том, что она сейчас делала и как выглядела. Это не довело бы его до добра. Если он хочет сохранить самообладание, то не должен думать о ее соблазнительном теле.
В этот момент вспышка молнии осветила комнату. Эта картина навсегда запечатлелась в его памяти. У него перехватило дыхание.
Майри стояла и, подняв руки, надевала рубашку. У нее была высокая полная грудь с розовыми бутонами сосков. Черные волосы блестящим каскадом струились по спине, касаясь округлых ягодиц. Брандт невольно залюбовался ее длинными стройными ногами. Когда она слегка повернулась, он увидел треугольник темных завитков на фоне кремовой кожи живота и бедер.
В следующее мгновение комната снова погрузилась в темноту. Увиденное поколебало его решимость. Он хотел ее. Хотел вырвать у нее из рук ночную рубашку, отнести в постель и покрыть поцелуями роскошное тело. Желание было так велико, что он чуть было не лишился рассудка.
– Пожалуйста, – прошептала она так жалобно, что него защемило сердце. Он уже причинил ей боль и не хотел ранить еще сильнее.
– Все хорошо, – произнес он с притворным спокойствием, боясь ее напугать. – Пойдем в постель.
– Мне… мне нехорошо.
– Тебе станет лучше, когда ты немного поспишь.
– Я бы лучше поспала одна.
– Не сомневаюсь, вот только не могу тебе этого позволить, – сказал он, закрыв на мгновение глаза.
Темноту снова прорезала вспышка молнии, осветив плавные изгибы ее фигуры под тонкой тканью ночной рубашки. Майри закончила переодеваться и направилась в противоположный конец комнаты. Она хлопнула дверью ванной и через несколько секунд Брандт услышал, как ее тошнило.
Он тут же помчался к ней.
– Все хорошо, дорогая, – произнес он, опускаясь рядом с женой на колени и убирая с ее лица пряди волос. – Я с тобой.
Вытерев лицо, она прислонилась к стене, обхватив руками колени. Из ее закрытых глаз сквозь ресницы просачивались слезы, лицо было белее мела. Сейчас она казалась еще более ранимой, чем раньше.
Брандт сел рядом, и, к его облегчению, она повернулась и разрыдалась, уткнувшись носом в его плечо. Он крепко прижимал ее к себе, баюкая, как ребенка. Когда она успокоилась, он взял ее руку в свою и задал один-единственный вопрос:
– Ты беременна?
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Майри отстранилась и с ужасом посмотрела на него.
– Нет, это невозможно.
Брандт убрал волосы с ее мокрого лица.
– Вполне возможно. Два с половиной месяца назад мы занимались любовью, не предохраняясь. – Он поднял бровь. – Ты тогда принимала противозачаточные таблетки?
Закусив нижнюю губу, она покачала головой.
– Нет.
– А после этого у тебя были… свидетельства того, что ты не беременна?
– Я… я не помню.
Какая же она лгунья! Все это время у нее не было месячных. Но это вовсе не означает, что она беременна.
– У меня всегда был нестабильный цикл. Задержки случаются из-за стресса или потери веса.
– Или, насколько мне известно, из школьного курса анатомии, из-за беременности.
– Очень смешно.
От нежности, прозвучавшей в его голосе, у нее на глаза снова навернулись слезы.
– Я не беременна.
– Это гораздо более вероятная причина, чем стресс или потеря веса.
Поднявшись, Брандт смочил теплой водой полотенце и снова опустился на пол.
– Не плачь, Майри, – пробормотал он, вытирая ей лицо. – Все будет хорошо.
– Ничего не будет хорошо, – мрачно произнесла она. – У тебя своя жизнь, у меня своя.
– Сейчас уже поздно что-то предпринимать, – продолжил он, не обращая внимания на ее слова. – Завтра утром я первым делом позвоню своему доктору и запишу тебя на прием. Обещаю, он никому ничего не скажет.
После такого заявления от ее слез не осталось и следа. Майри отстранилась и поднялась с пола. К ее огорчению, ноги были ватными и не слушались.