Карак вылетел из дыры, опустился на вершину горы и снова стал человеком. Теперь Хизи смогла отойти от него. Если бы она была способна дышать, от открывшегося вида у нее перехватило бы дыхание: она смотрела на мир с самой его крыши. Далеко внизу лежали облака, словно потертые ковры на огромном полу; они почти не закрывали от Хизи окружающие вершины, уходящие вдаль к краю мира, то увенчанные снежными шапками, то покрытые зеленью, то открывающие свои величественные гранитные кости. Ниже в голубом тумане виднелись долины.
Хизи заметила всего одну реку: блестящая серебряная нить вилась от подножия горы, на которой они стояли.
— Твой родич, — сказал Ворон, показывая на Реку.
— Так, значит, это Шеленг, — выдохнула Хизи. — Его исток.
— Да, твой народ называет ее так. Мы просто зовем гору домом.
— Ты все время называешь бога-Реку Братом. Значит, ты тоже его родич?
— Да. Пожалуй, это делает тебя моей племянницей, верно?
— Я…
Но Карак только рассмеялся, совершенно не склонный относиться к себе серьезно.
— Что это? — спросила Хизи, показывая на маленькие огоньки, которые, как светляки, летели вверх из долин. Их было не особенно много, за исключением густого потока откуда-то — Хизи не была уверена в том, что может определить источник.
— Духи, вроде тебя, которые являются за новой плотью. Часть из них люди, часть — животные, есть даже некоторые боги.
— А тот густой поток? Откуда он?
— Ах! Там идет война, конечно, и многие теряют одежду. Теряют одежду… Хизи видела, как люди умирают, и ей никогда не казалось, что они просто раздеваются.
— Разве не можете вы остановить войну?
— Кто, я?
— Вы, боги, — уточнила Хизи.
— Не знаю, — задумчиво проговорил Карак. — Сомневаюсь. Ну, наверное, Охотница могла бы спуститься с горы со своими хищниками и с вотиру — людьми-медведями — и присоединиться к той или другой воюющей стороне. Это, я думаю, привело бы к быстрому окончанию войны. Но мне не приходит в голову ничего, что могло бы заставить ее так поступить, — да и к тому же такое решение ведь совсем не то, что ты имеешь в виду.
— Нет, — ответила Хизи, — конечно, нет.
— Ну вот тебе и ответ.
Хизи посмотрела на окружающие вершину пропасти.
— А что будет со мной? Ты сказал, что хочешь мне помочь.
— Да. И я так и сделаю. Но я хочу, чтобы ты запомнила одну вещь.
— Какую?
— Доверяй Перкару. Он знает, что нужно делать.
— Он сказал, что я должна отправиться на гору. Но я же уже здесь.
Карак загадочно посмотрел на Хизи.
— Он имел в виду другое. Ты должна явиться сюда во плоти.
— Почему?
— Я не могу тебе этого объяснить — здесь и сейчас. Перкару все известно.
— Перкар очень болен.
— Да, но ты спасешь его, шаманка.
— Я не… — начала Хизи, но оборвала себя и обернулась, услышав позади какой-то звук.
Там стояли Мать-Лошадь и дух кобылицы.
— Это единственный способ, Карак? — спросила богиня. Хизи расслышала в ее голосе подозрение.
Карак, снова превратившийся в огромную птицу, взъерошил перья и стал перебирать их клювом.
— Ты можешь предложить какой-нибудь другой?
— Нет. Но мне очень не хочется так расставаться со своим ребенком.
— У тебя много детей, одетых во плоть, и к тому же это ненадолго.
Мать-Лошадь кивнула:
— Я знаю. Но смотри, если это снова окажется какой-то твой трюк…
— Ты столько лет знаешь меня и все еще не можешь отличить Ворону от Ворона!
Богиня фыркнула, совсем как лошадь:
— Никто не может.
Хизи озадаченно слушала эту перепалку. Ей хотелось спросить, о чем идет речь, но было страшно: она и так уже много позволила себе с этими странными и могущественными созданиями.
Мать-Лошадь повернулась к ней.
— Поклянись, что ты будешь заботиться о моем отпрыске.
— Что ты имеешь в виду? Богиня гневно взглянула на Карака:
— Она не понимает!
Ворон взглянул на Хизи своими желтыми глазами:
— Чтобы вернуться, тебе нужен дух-помощник. Мать-Лошадь собирается дать тебе одного из своих детей, раз уж Охотница не пожелала расставаться со своими, так же как и Балати. В противном случае тебе придется ждать здесь, пока твое тело не умрет; тогда ты снова будешь одета в плоть человека или зверя, лишившись при этом памяти и силы.
Хизи, нахмурив брови, смотрела на камни у себя под ногами.
— Может быть, мне было бы лучше без них.
— Выбор за тобой, — сказала ей Мать-Лошадь. — Но если ты выберешь жизнь, решать нужно быстро, прежде чем остальные узнают о том, что мы затеяли. И ты должна поклясться, что будешь добра к моему дитятку. — На ее лице появилось жесткое выражение. — А твой спутник, Перкар… Он оскорбил меня, заставил страдать одну из моих дочерей. Когда придет время, он за это заплатит, и ты не должна будешь мне препятствовать.