―
Тьма была кромешная. Глаза Катона так и не привыкли к ней. Скорей она наполнила, пропитала их собой, чтобы он наконец разуверился в свете. Двигаясь в темноте, он держал их открытыми более по привычке, нежели полагаясь на помощь зрения. Однако остальные чувства обострились, и теперь он довольно хорошо представлял обстановку. Он подолгу вслушивался в тишину и дважды вновь слышал странные голоса, приглушенный разговор за закрытыми дверями нескольких комнат. Ему по-прежнему казалось, хотя он не мог разобрать ни единого слова, что голоса говорили на каком-то чужом языке. Иных звуков не было, кроме очень слабого гула или сотрясения, которое он определил как шум подземки, и даже еще более слабый шум, который он различил, когда слух обострился в темноте. Что-то вроде далекого скрежета, как при рьггье земли. Бульдозер, работающий где-то очень далеко?
Катон потерял счет времени. Раз он прилег на кровать и укрылся одеялом, подумав, что лучше будет отдохнуть, поскольку ничего нельзя поделать, и не подозревал, что способен уснуть. Однако уснул и теперь не знал, проспал он несколько минут или несколько часов. И потом снова уснул, возможно, из-за действия наркотиков или кошмарной кромешной тьмы, от которой, казалось, мутился разум и терялось ощущение себя. Прежде он и не представлял, насколько связаны чувства и мысль. От непрерывного пребывания в темноте в голове все странно плыло, и приходилось прикладывать усилие, чтобы не дать простейшей мысли соскользнуть в галлюцинацию. Не сказать чтобы он сходил с ума, больше это походило на то, будто щупальца мыслей, которые теперь не были собраны в единый клубок, мягко расходились в стороны, тихо уплывали во тьму, в невидимую дымку колеблющихся и тающих связей.
Почувствовав странную близость подобного распада сознания, Катон призвал на помощь всю силу воли, чтобы остановить процесс. Ему никогда еще не доводилось по-настоящему проверять свою волю по столь конкретному поводу. И это оказалось действенным, до некоторой степени. Он обнаружил, что чувство осязания стало для него важным спасительным средством. Он вновь и вновь ощупывал втемноте помещение: стены сверху донизу, потом пол. Узилище казалось непроницаемо гладким, словно высеченным в скале и отшлифованным. Единственным изъяном или местом, представлявшим интерес, и пальцы Катона задержались на нем, были металлические трубы в туалете, которые чуть больше выдавались вперед, чем показалось, когда он нащупал их в первый раз. Труба выходила из гладкой, без щелей стены, чуть дальше раздваивалась, одна ее часть шла резко вниз и обрывалась у самого пола. Другая на некотором расстоянии от стены поворачивала вверх и дальше была перекручена и отломана. Ощупывая пальцами этот перекрученный отрезок длиной в ладонь, Катон сообразил, что его можно использовать. Он не думал, что кусок трубы сгодится в качестве оружия. У него вообще не было ясного представления, что с ним делать, но не мешало бы его иметь в своем распоряжении. Ему уже приходила в голову мысль выстукивать SOS по трубе, входящей в стену, но голой рукой делать это было бессмысленно. В конце концов, трубы шли куда-то и звук мог распространяться по ним на большое расстояние, если стучать по металлу чем-то металлическим. А можно использовать этот обломок трубы как рычаг, чтобы открыть дверь. Нов данный момент он интересовал Катона как единственная вещь в помещении, способная отвлечь мысли от всего этого ужаса.
Он попытался отломать его, но это оказалось невозможным. В руках недоставало силы, от напрасных усилий раскалывалась и кружилась голова, и он прислонился лбом к стене. Потрогал пальцами место сочленения, чтобы определить, откручивается ли труба, но кончики пальцев потеряли чувствительность. Он стал раскачивать трубу, попробовал открутить, но не знал, в какую сторону поворачивать, чтобы не закрутить ее еще сильней. Ничего не видя, он понять этого не мог. Через несколько минут он оставил попытки и, измученный, вернулся к кровати, к отчаянию и страху смерти.
Сидя на кровати, нащупал брюки и надел их. Придумать, как закрепить их на поясе, ему не удалось, и пришлось бы снова снимать их, если бы он захотел встать и пойти. Сотню раз он обыскал пустые карманы, потом машинально скользнул пальцами вдоль брючин. Стал ощупывать манжеты, скопившуюся за ними пыль. И вдруг пальцы что-то нащупали, подцепили это что-то, ухватили. Спичка! Осторожно держа ее в одной руке, другой он быстро проверил манжеты. Больше спичек не было. Только одна. Но спичка. Удастся ли ее зажечь без коробка? Если да, то как использовать ее? Сохранить на всякий случай, если таковой представится, или зажечь сейчас, чтобы разрешить загадку трубы в туалете? Подумав, он снова встал и, очень осторожно держа спичку, снял брюки. Постоял, прислушиваясь, и пошел обратно к невидимой трубе, на сей раз задев ногой зловонное ведро. Определил местоположение перекрученной трубы и провел ладонью по стене сверху. Стена была невероятно гладкой, но наконец пальцы нашли слегка шероховатое место. Поколебавшись мгновение, он с бьющимся сердцем чиркнул спичкой.