Особенно,... 
87 
Резкая перемена в отношении Герды к Стефани была еще одной загадкой сложившейся ситуации. Его мать, стоявшая на том, что «не потерпит в доме эту женщину», в последнее время фактически намекала, что следовало бы ее пригласить к ним. Генри был изумлен, слегка обескуражен. «Раз уж ты решил жениться на ней, придется мне полюбить ее, не так ли?» — сказала Герда в неожиданном приступе спокойной рассудительности. Генри был тронут. Он уж было решил, что нет никакого смысла приводить Стефани в Холл, частью из-за сопротивления Герды, но еще и потому, что действительно, как и должно быть, Стефани и Холл принадлежали к разным слоям реальности. Пожалуй, в самом деле сутью Стефани было то, что она принадлежала к миру неимущих, к которому Генри собирался примкнуть. Так что еще проще — к чему демонстрировать Стефани побрякушки, которые в любом случае вскорости предполагал распродать? Не то чтобы он думал, что она будет потрясена. Он, правда не слишком определенно, уже объяснил ей свои планы насчет нее, и она не высказала возражений. Она оставалась трогательно покорной и благодарной. В Америке он жил просто. Даже его, несомненно, сложные отношения с Расселлом и Беллой стали простыми, поскольку они были такие чудесные люди. Покидая Америку, он очень боялся, что никогда не вернется и больше никогда не сможет жить так же просто. Теперь, представляя себе будущее, он видел, как живет обычной жизнью с женой, трудится ради нее, заботится о ней, и на сердце у него теплело. Разрушение в конце концов привело, и должно было привести, к простоте.
— Ты и Люций можете идти, — сказала Герда Генри, — Мы со Стефани собираемся поболтать за чаем.
Птичьеголовая Рода, которая накрывала стол к чаю, что-то спросила у Герды на своем непостижимом patois [51].
— Да, Рода, обед на четыре персоны. Не забудь узнать у Беллами о луковицах.
Генри ухмыльнулся Стефани и помахал рукой, как бы напутствуя: «Желаю удачи!» До чего странная сценка. Но в конце концов, мир лучше войны, а примирение — затаенной злобы. Он и Люций вслед за Родой вышли из гостиной.
— Китайский или индийский?
— Мм… китайский… пожалуйста.
— Молоко, сахар?
— Да… пожалуйста.
— Сахар лучше положите сами, сколько нужно. Возьмите сэндвич, должно быть, устали и проголодались после вашего путешествия.
«Путешествие» на «вольво» по автостраде заняло три четверти часа, но Герда сказала это таким тоном, будто до Лэкслиндена все еще нужно было добираться в карете по тряской дороге.
Стефани нерешительно взяла влажный свисающий сэндвич, инстинктивно взглянула на начинку, затем вспыхнула и подняла глаза. Женщины посмотрели друг на друга.
Обе потрудились над своей внешностью. Обе были одеты очень просто. На Герде было мышино-коричневое легкое шерстяное платье без ворота, на шее яркий сине-зеленый шелковый шарфик. Распущенные, гладко причесанные волосы спадали на плечи. Стефани была в скромном черном платье, к воротнику приколота алмазная брошь в виде фокстерьера. Каштановые волосы тщательно уложены и начесаны умелым парикмахером. В руках она сжимала блестящую черную сумочку. Косметики на лице очень мало.
Генри она сказала, что ей тридцать четыре, думала про себя Гертруда, интересно, это правда? Интересно, действительно ли она любила Сэнди или только его деньги? Интересно, если Сэнди… Это была загадка, непристойность, о которой, она знала, нельзя было думать, чтобы не сойти с ума. Но если Генри женится на этой женщине, подобные мысли будут преследовать ее. Будут преследовать его. Конечно, в прагматичности Герды не было того великодушия, какое вообразилось Генри. Познакомиться с fiancee [52] Генри было необходимо. Но после знакомства, когда оценит ситуацию, будет много возможных тактических ходов.
Она ободряюще улыбнулась Стефани:
— Генри рассказал нам, что вы коммунистка, а теперь говорит, что то была шутка.
— Ах, что вы, нет, я не коммунистка. Право, я вообще не интересуюсь политикой.
— И я тоже. Думаю, женщине это не пристало, как вы считаете?
— Нет, ну… Нет.
Они помолчали. Потом Стефани сказала:
— Надеюсь, вы не считаете меня слишком ужасной… я имею в виду, что, Генри, наверное, рассказал вам…
— Нет-нет, я… вы, должно быть, столько выстрадали… мы видим в вас жертву.
Это слово употребил Генри, и Герда сочла его подходящим. Но решила, что никогда не позволит этой женщине обсуждать с ней ее прошлое. И обсуждать Сэнди.
87 
