91 
Поднять от земли взгляд было труднее, чем вырвать с корнем гору, но Дрона сделал это — и увидел. Возница Карны стащил с головы колпак, седая коса вольно упала вдоль костлявой спины, и адская бездна Тапана плеснула на Наставника из узких глазниц.
Колпак скомкался в сухих пальцах и отлетел прочь.
Дрона пошатнулся, как от удара, и земно склонился перед своим Учителем.
А люди на трибунах увидели, как вдруг поднялся в своей ложе Грозный. Встал у перил, всмотрелся в происходящее на арене, кусая губы, нещадно терзая седой чуб, — и вдруг тоже поклонился, поклонился так почтительно и низко, как не кланялся до сих пор никому!
Шум морского прибоя прокатился по трибунам. И разом начали подниматься правители сопредельных держав, в пояс кланяясь новому государю, складывали ладони передо лбом брахманы, падали ниц простолюдины…
А тем временем с арены уходил Наставник Дрона. Маленький, сгорбленный брахман, сейчас он действительно походил на древнего, немощного калеку.
Дроне было очень плохо.
Так плохо ему было только один раз в жизни — когда его испугался собственный сын.
* * *
Из отдаленной ложи за всем происходящим внимательно следил гибкий, очень смуглый юноша, вертя в руках отполированную до блеска флейту.
Черный Баламут, правитель Матхуры, год назад убивший своего дядю Ирода и занявший трон.
Часть четвертая
РАДЖА
О завистливый, злобный и надменный, алчущий богатства и пренебрегающий советами престарелых, попирающий отца с матерью и радующий своих врагов, о ты, кто неуклонно катится вниз, к полному ничтожеству, — горя в аду, ты вспомнишь еще, как нечистым языком хулил сии бесподобные строки, подобные жемчужному ожерелью!
Глава VIII
ГОРИ ОНИ ВСЕ СИНИМ ПЛАМЕНЕМ
1
ПОСЛАНЕЦ
— Истинно реку тебе — нечисто дело! Убили их, сиротинушек, сжили со свету
— и концы в воду! Вернее, в огонь…
— Да кто ж на такое решится?! — Бородач-купчина обтер руки о засаленный халат. С сомнением покачал головой и вновь захрустел перепелиными крылышками, время от времени отдавая щедрую дань вину из цветов махуа-древа.
— Кто? — Его сухопарый собеседник, судя по косо повязанному тюрбану,
караванщик с юга, опасливо огляделся по сторонам. Соглядатаи? подозрительные людишки? Ф-фу, вроде все чисто! — и он продолжил свистящим шепотом: — Известно кто! Кому братья-Пандавы поперек глотки стояли? Кто к трону их и на дух подпускать не хотел?
— Слепец?! — недоверчиво выдохнул бородач. — Богов побойся, дурья твоя башка! Кого винишь?!
— А за Слепцом-то кто стоит — соображаешь? — Караванщик сощурился, ткнул перстом в потолок и жадно припал к своей чаше.
Говорить о таком было страшновато, призрак остро заточенного кола уже маячил в отдалении, но сладкое винишко развязывало язык похлеще царских дознатчиков.
И не хочешь, а трезвонишь.
— Грозный?! — Купец едва не подавился и в свою очередь мазнул быстрым взглядом по таверне. Молодой сута за соседним столом задумчиво жевал рис с куркумой, а остальные посетители сидели достаточно далеко, и стражников среди них не наблюдалось. — Ты что! Грозный — человек святой, Закон уважает — всем бы так уважать!
— А сынок Слепца? Боец? Небось он отца-слеподыра и уболтал, а то и сам втихаря шепнул нужное словечко! Вот и остались от пятерых царевичей и от вдовой царицы одни головешки! Помяни мое слово — скоро Боец на престоле безглазого папашу потеснит, а там и до «Конячьего Приношения» рукой подать: дорожка-то свободна!
— Она и раньше свободна была, — проворчал купец, но было заметно: слова собеседника запали ему в душу.
— Свободна, да занята! — Злая усмешка змеей скользнула по лицу караванщика, знатока дорог, свободных и нет. — Пандавы-то хоть и от среднего братана считаются, а все одно божьи детки, в кого ни ткни! Супротив Свастики не попрешь! Понял, барышник?!
— Ну, ежели Свастика, — вяло согласился купец, поднимаясь из-за стола, — тогда конечно…
К тому времени Карна уже перестал вслушиваться в беседу, за которую купец с караванщиком вполне смогли схлопотать по меньшей мере пару лет темницы, а то и что похуже. Все это он слышал далеко не в первый раз.
Слухами земля полнилась, и не только земля вокруг Города Слона.
91 
