Возможно, любительницам лёгкого, одноразового чтива и не понравится, потому... 
44 
Левая рука черноволосого стала куда короче: на узкий клинок, кисть и часть предплечья.
— Уходим, — рявкнул поэт Гургину; и оба нырнули во тьму.
Их никто не преследовал — но, тем не менее, они бежали еще долго, пока дряхлый хирбед не начал задыхаться.
Только тогда Абу-т-Тайиб наконец перешел на шаг.
«Славно погулял! — криво усмехнулся он. — Старый конь строя не рушит…» И помрачнел. Врать самому себе не хотелось. Если даже забыть про слишком легкий ятаган, то все остальное…
Ну не мог, не мог Омар Резчик, которому что человека кончить, что своего курбаши сдать с потрохами, рубиться вполсилы!
Не мог!
Или все-таки мог?! — дошло вдруг до Абу-т-Тайиба.
4
— Вы что тут все, сговорились?! — брызжа слюной, поэт прошипел это в лицо Гургину, едва сдерживаясь, чтобы не схватить старца за глотку. — Издеваетесь, да?!
— Помилуй, владыка! — обида мага была настолько искренней, что Абу-т-Тайиб невольно сделал шаг назад: получше рассмотреть советника. — Кому ж придет в голову издеваться над шахом?!
Нет, Гургин не притворялся.
— Тогда какого шайтана эта игра в поддавки?! Он же бил, как евнух мухобойкой! Если б я сразу…
— Никто не смеет посягнуть на жизнь шаха Кей-Бахрама! — назидательно воздел палец старый жрец.
— Что?!! Шаха?!! Они все знали, что я — шах?!!
— Разумеется, — был ответный кивок.
— Но ведь я же… ведь мы же… — задохнулся Абу-т-Тайиб. — Откуда им знать?!
— Обладателя фарр-ла-Кабир за фарсанг узнает любой человек, если только этот человек не слепой от рождения и не слабоумный, — неторопливо и раздельно, как маленькому ребенку, пояснил маг.
— Но как?!!
— «И Златой Овен будет следовать впереди того мужа, носителя священного фарра, и сияние Огня Небесного будет окружать чело его…» — нараспев процитировал Гургин.
— Златой Овен? Этот проклятый баран?!
— Он самый, владыка.
— Выходит, у меня нимб вокруг лба? Как у святого пророка? — ехидно поинтересовался Абу-т-Тайиб. — А крыльев ангельских случаем нету?!
— Воистину так, владыка. Нимб есть, а крыльев нет.
Маг и не думал шутить.
— Почему же я этого не вижу?
— Шаху невместно зреть собственный фарр. Зато его видят все твои подданные.
— Подданные… Значит, я — НАСТОЯЩИЙ шах?! Настоящий?!! — Абу-т-Тайиб все-таки не сдержался, ухватил старца за грудки, словно стремясь вытрясти из него вместе с правдой и душу.
— Настоящий, — прохрипел Гургин, и поэт бессильно отпустил его.
— И все эти люди — на улицах, в чайхане, у костра… Тот мясник-задира, ловкачи: они все знали, что я — шах?!
— Знали, владыка!
— И все поголовно притворялись, что не узнают меня?!
— Они не притворялись, владыка, — казалось, маг донельзя удивлен, что Кей-Бахраму приходится объяснять столь очевидные вещи. — Шах желал насладиться прогулкой и беседой, оставшись неузнанным. А желание шаха — закон для подданных. Ты хотел, чтобы тебя считали обычным горожанином — тебя таковым и считали. Шах удивился, почему в толчее ему уступают дорогу — и тебя стали толкать, как и прочих; шах хотел общества подонков — и подонки приняли шаха, как равного; шах захотел драки и крови предателя… Ты получил и то, и другое. Омар Резчик действительно боец из бойцов: он сражался с тобой так, что ты поначалу даже поверил в серьезность его намерений. И теперь он наверняка горд: ведь руку ему отрубил не палач, а носитель фарр-ла-Кабир!
— Гордится… — простонал поэт, обеими руками схватившись за голову. — Он гордится! О Аллах, я, кажется, схожу с ума! Там был еще один, сзади. Я, вроде бы, зацепил его.
— Ты его убил, — просто ответил хирбед. — Тот парнишка, у которого ты брал чанг… Это был он.
— И он тоже не собирался ударить мне в спину?!
— Не собирался, мой шах. Он всего лишь встал.
— Значит… значит, они восторгались моим пением лишь потому, что я шах?! Я дрался с ними всерьез — а они давали мне руки на отсечение?! И если бы я просто стоял, опустив ятаган — все равно ни один волос не упал бы с моей головы?!
— Ни один волос, — эхом отозвался Гургин. — У шаха не бывает врагов. Во всяком случае, живых.
— Не бывает врагов? А друзья у шаха бывают?! — свистящий шепот грозил разорвать грудь и выплеснуться кипятком.
— У шаха не бывает друзей. Разве есть друзья у солнца в небе? У шаха есть только подданные, для которых воля Владыки — закон.
— Подданные… — потерянно откликнулся Абу-т-Тайиб.
Внезапно глаза его вспыхнули.
44 
