Лестница показалась бесконечной. Наверное, поэтому Груша спускаться раздумал. Сел на верхней ступеньке, скребя ногтями небритую щеку. Химера, еле слышно рыкнув, устроилась ступенькой ниже. Оса ждала – черно-белая статуя. Взгляд ее раз за разом возвращался к Груше. Казалось, Оса пытается классифицировать чужака, отнести к какой-то из известных категорий – и не может.
– Я – доктор ван Фрассен. Вы хотели меня видеть?
В ответ ей протянули свиток, перевязанный шелковым шнуром. Послание от его величества? Нечасто Регине доводилось читать рукописи. Разве что от герцога Оливейры… Унилингва. Каллиграфически четкий почерк. Заглавные буквы с завитушками.
Неужели?..
«О моя прекрасная госпожа!
Отправляясь на небеса, я счел необходимым уладить свои земные дела – на случай, если Господь Миров в непредсказуемой милости своей пожелает оставить меня у себя. Если Вы читаете эти строки – значит, моя предусмотрительность оправдалась. Надеюсь, я, недостойный, не слишком гневил Господа при жизни, и теперь взираю с Его небес на миры, каковые так жаждал увидеть. Но не буду злоупотреблять Вашим терпением. Перед тем, как взойти на борт летучей колесницы, я составил завещание. Согласно оному, Вам должны передать коллекцию моих жалких рисунков. Вспоминайте обо мне, разглядывая их от скуки. Надеюсь, мы еще увидимся в лучшем из миров. Но заклинаю Вас: не торопитесь! Все, кто был Вам дорог, будут ждать вас здесь сколь угодно долго – время на небесах не имеет значения.
Ваш преданный раб
И ниже:
- У моей госпожи – миллионы миров,
- Под ногами ее – миллионы ковров,
- Миллионы возможностей спят в каждом шаге…
- Отчего же, Господь, ты ко мне так суров?
Строчки расплывались перед глазами. Не хватало еще разреветься на глазах у девчонки! Справившись с нервами, Регина посмотрела на Осу. Та, по-прежнему не издав ни звука, протянула ей футляр из тисненой кожи, размером с мольберт. Может, Оса немая? Надо что-то сказать…
– Мне очень жаль, что Каджар-хабиб погиб.
Никакой реакции.
– Примите мои искренние соболезнования.
Девушка что-то ответила и пошла к выходу.
– Что? Что она сказала? – беспомощно воззвала Регина к Груше.
– Она сказала, что убила бы вас, если б могла. И всех, кто находится в доме. И зверей на лестнице. Голыми руками.
– Каких еще зверей?
– Меня и вашу химеру. Всех.
Переваривая услышанное, Регина поднялась по ступенькам и уселась рядом с Фридой. Раскрыла футляр. Груша сопел, заглядывая ей через плечо. Фрида спала, или притворялась спящей. Первый рисунок. Заброшенный город. Тоска, запустение. Барханы подступают к окнам. Щерятся пустые проемы. Башни – редкие зубы старика. Тот же город с другого ракурса. Песок занес ступени, ведущие в храм. Дворцы намечены слабыми штрихами – призраки былого величия. Еще рисунок. Рыжие сполохи (охра?) сплетаются в сложный орнамент. Из него проступает лицо юноши. Лукавый прищур, прядь волос падает на лоб.
– Художник, – бормочет Груша. – Настоящий…
Шелест желтоватых листов. Шадруван. Река петляет по городу. Бесчисленные арки мостов. Рвутся в небо острые шпили. Выше – птицы. Мужчина. Молодой. Красивый. Улыбается. Улыбка знакома. Поворот головы, ирония во взгляде.
– Каджар? Извини, не узнала. В тебя можно было влюбиться…
Автопортрет.
На следующем рисунке Каджар-хабиб, каким он был в молодости, сидел в кресле. Его, стоя сзади, обнимала – щека к щеке – миловидная женщина. Возле кресла, на полу, скрестив ноги, устроился мальчик лет девяти. Он сурово хмурил брови, стараясь придать себе вид независимый и даже воинственный. Вон, кинжал за поясом. Ероша мальчишке волосы, смеялась девушка – еще подросток, тонкая, как тростинка.
– Это она.
Толстый палец Груши ткнул в девушку, не коснувшись бумаги.
– Кто – она?
– Та, что приходила.
– Оса?
– Оса или муха, но точно она…
Рисунки сливались в калейдоскоп. Пейзажи, портреты, бытовые сценки. Уголь, карандаш, тушь. Начало щипать глаза. От переутомления, не иначе.
– А вот и вы, доктор!
Каджар изобразил «свою госпожу» в ювелирной лавке, среди груд самоцветов. Доктор ван Фрассен примеряла сережки. Польстил ей Каджар. Честное слово, польстил. Снова орнаменты. Портреты. Пейзаж. Пятибашенный дворец – руины. Время не пощадило творение древнего архитектора. Четыре башни из пяти оплыли свечными огарками. Лишь одна из последних сил тянулась ввысь – достать! вонзить копье шпиля в брюхо неба! Этот же город был на первых рисунках…