Кочегар ничего не успел сделать , чтобы помешать судье решительным шагом войти внутрь своей ма ши ны.
Исполненная , ужаса , я смотрела на труп , который лежал на собственной рукописи в глубоком подземелье библиотеки. Как и на первой странице манускрипта , на лбу судьи алело несколько букв: НЕ ПУБЛИКОВАТЬ.
4
Первые годы своей жизни я провела в умиротворенном затворничестве. Но я была счастлива. У меня был мой собственный рай. Все необходимое находилось рядом , под рукой. Во время моих ночных вылазок я могла проникнуть в любую библиотеку Парижа и полакомиться самыми экзотическими книгами , написанными на диковинных языках , которые со временем я научилась понимать. Я не нуждалась ни в чьем обществе. Однако приближалось то время , когда мне предстояло с т ать женщиной , и нечто ужасное должно было войти в мою жизнь.
В одну ночь мне предстояло пережить некую ужасающую перемену , подобную внезапному и неотвратимому превращению гусеницы в бабочку. Нежданно негаданно мне пришлось распрощаться со своим счастливым одиночеством , в котором я чувствовала себя так уютно , ради того , чтобы впасть в обременительную зависимость от «себе подобных». В тот самый день , когда я стала женщиной , меня , охватила срочная , нестерпимая и невыносимая потребность познать – в самом чистом , библейском смысле слова – познать мужчину. Это не было похоже на те приступы возбуждения , которые так часто меня беспокоили; речь идет не о влажных выделениях , которые вызывали у меня некоторые книги. В конце концов , я прекрасно знала , как можно себя утешить. Эти порывы я могла усмирить сама и даже предпочитала свои собственные , уже проверенные ласки – никто не мог знать мою анатомию лучше меня самой – одной мысли о том , что ко мне может прикоснуться мужчина. Однако то , что случилось теперь , было чем-то совершенно новым и имело чисто физиологическую природу: если попытаться найти схожую физическую потребность , я бы назвала чувство голода или жажды. Я чувствовала , что , не появись в моей жизни мужчина , меня ждет смерть , как если бы я перестала есть или пить воду. То , что произошло в течение нескольких следующих дней , доказало , что сказанное не является метафорой. Мое самочувствие ухудшилось до такой степени , что я впала в состояние прострации и почти не могла двигаться. Наверное , Вы уже догадались , что здоровье моих сестер постигла та же самая участь , и по мере того , как разворачивалась моя агония , в той же прогрессии угасали их жизни.
Мои сестры были красавицами. Но пробудившаяся в них с ранних лет ненасытная похоть превосходила их красоту. Сквозь вентиляционное окошко я могла видеть , как они предавались развратным играм с мосье Пельяном , который в ту пору был деловым партнером моего отца и которому доверили музыкальное образование близняшек. Мосье Пельян старался воспользоваться отсутствием отца , чтобы нанести визит сестрам. Как я уже сказала , то были действительно распутные и порочные игры , но все же не более , чем игры. Мосье Пельян усаживал обеих сестер себе на колени и для начала рассказывал им какую-нибудь байку , конечно же , весьма легкомысленного толка , пока на их щеках не выступал румянец будто бы стыда , а на самом деле – исключительно вожделения. Созерцание двух одинаковых и красивых куколок доставляло мсье Пельяну бесконечное наслаждение; причем казалось , что пароксизм вызывала не красота моих сестер как таковая , но самое идеальное сходство между ними. Свою любимую игру сам мосье Пельян называл «найди различия». Двойняшки сами признались ему , что между ними существует четыре небольших анатомических отличия. Поскольку партнер моего отца никогда не знал наверняка , которая из девочек Бабетта , а которая Колетта , он должен был найти различия на ощупь. Для начала он ласкал белокурые локоны моих сестер. Тонкими пальцами пианиста он тщательно исследовал затылок сначала одной , затем другой; потом медленно спускался к шее и , подобно опытному дегустатору , начинал тихонько пощипывать губами мочку уха – при этом моя сестра тут же закрывала свои голубые прозрачные глаза и испускала едва заметных вздох , – после чего пробегал языком по всей длине ее египетской шеи вплоть до излета плеча. Затем он отстранялся , а моя сестра так и продолжала стоять , трепеща как лист , в ожидании новых ласк. Он же приближался к другой и проделывал то же самое , добиваясь тех же результатов.