– Глаз, глаз-то какой – вороной! Канцелярский глаз! Ждет, крыса чиновная, что я от страха подохну!
– А вон еще чучело на осле вместе с ним, – заметил другой служивый, вообще голый по пояс, зато в залихватски сбитой на затылок форменной шапке. – Лоб медный, покрышка железная! Чародей небось! Эй, чародей, порадей! Сотвори-ка нам еще жбан винца!
И острослов довольно заржал, почесывая обеими руками волосатую, как у обезьяны, грудь.
Судья и даос молча проехали мимо, не обращая больше внимания на зубоскалящих вояк, но в душе судьи уже появился некий малоприятный осадок.
Конечно, служивый люд и раньше, тяготясь суровостью гарнизонной службы, бегал в самоволки, приставал к женщинам попроще и не брезговал дешевым вином, а также частенько бивал «рожденных в травах»[46] – но чтобы вот так, с самого утра, на виду у всех?! Опять же, неприкрытые намеки на принца и тех, кого Чжоу-ван содержит…
Жилище Лань Даосина находилось неподалеку от городских ворот, так что судья Бао распрощался со своим другом на окраине, пообещав вскоре наведаться в гости; после чего ткнул возницу в спину и поехал дальше, обуреваемый дурными предчувствиями.
Улицы Нинго были на удивление пустынны. Лавки и павильоны в большинстве оказались закрыты, бродячих торговцев, наперебой предлагающих финики в меду или пирожки с маковой начинкой, вообще видно не было; зато со стороны центральной части города доносился явственный шум многих голосов. В любом случае, чтобы попасть хоть домой, хоть в канцелярию, куда выездной следователь намеревался наведаться позже, судье надо было двигаться в ту сторону.
Подъезжая к площади Двух Рыб, судья еще издалека расслышал выкрики:
– На что будет жить моя семья, если нам второй месяц не выдают ни риса, ни денег?! – возмущался кто-то под гул сочувствующих и одобрительных реплик. – Где хлебное жалованье?! Где денежное довольствие?! Что, побираться идти?! Не дождетесь!
Толпа гулом подтвердила: и впрямь не дождутся, даже ждать – и то не станет!
– А нам, думаешь, легче?! – взвился высокий плаксивый тенорок. – Ты хоть государеву родичу служишь, можешь надеяться на послабление! Глядишь, откроют войсковую житницу или еще что… А мне на кого надежду лелеять?! Слыхали небось, какими податями теперь всех обложили?! Невзирая на чин и звание! Да я лучше сожгу свою черепичную мастерскую и пойду по миру с чашкой для подаяния, чем…
– Пейте, солдатики, пейте, тешьте душеньку, не стесняйтесь! Я – не Чжоу-ван, мне не жалко!
– Да я их… зубами, зубами!..
– Кого – «их»?
– Ну, этих… зубами!..
– Ох, дождется принц Чжоу грома с ясного неба!
– Бунт, горожане, бунт!.. Гарнизон нас поддержит…
– Штуку шелка с каждой поставки! Уж сразу приказал бы: веревку на шею или в пруд головой!
– Зубами!..
Запыленная повозка судьи, изукрашенная золотыми и розовыми лотосами, вывернула из-за угла, и судья в недоумении воззрился на столпотворение, царившее на площади Двух Рыб.
Бурлящее скопище возов и тележек, людей и обезумевших от шума собак с лошадьми, кучки яростно спорящих, вовсю дерущих глотку и размахивающих руками нингоусцев; солдаты гарнизона (по большей части без оружия, но встречались и с копьями или алебардами!) вперемешку с местными торговцами, ремесленниками, крестьянами, мелкими чиновниками…
Причина волнений была ясна как погожий день. Все-таки за годы своей нелегкой работы выездной следователь научился быстро сопоставлять события и делать выводы. А сейчас для понимания сути дела не понадобилось и сотой доли его проницательности.
Принц Чжоу в очередной раз не выплатил солдатам жалованье. То ли кровнородственный ван снова проворовался, то ли в казне не оказалось денег по какой-либо иной причине, но факт был налицо. Солдаты не получили риса и денег, семьи служивых голодали, оставшись без средств к существованию, и командиры уже не могли (да и не хотели) утихомиривать своих подчиненных.
За подобные шалости Чжоу-ван трижды лишался жалованного удела – и трижды государь Юн Лэ сменял гнев на милость, возвращая нечистому на руку братцу все девять почетных регалий удельного князя.
Запряженный конями экипаж, церемониальное платье, свирельщиков и флейтистов, право красных ворот, право парадного крыльца дома, положенную свиту, лук и стрелы, топор и секиру, и жертвенные сосуды.
Принц Чжоу кланялся государю, забирал регалии и возвращался в Нинго.
Чтобы начать все сначала.