Хотя концовка довольно странная, как будто подразумевается продолжение. Но всё равно,... 
7 
– …И представьте себе, высокоуважаемый сянъигун, ничего не взял в доме цзюйжэня Туна, зато изорвал в клочья его любимую тигровую орхидею, которую почтенный цзюйжэнь Тун растил в соответствии с каноном «Ба-хуа»…
– Кто изорвал? – без всякого интереса, просто чтобы отвлечься, переспросил выездной следователь, пропустивший мимо ушей всю предыдущую часть долгого и красочного повествования словоохотливого сюцая.
– Да вор же! – обрадованно воскликнул Сингэ Третий, счастливый тем, что господин начальник наконец-то услышал и, кажется, даже заинтересовался его рассказом. – Изорвал любимую орхидею цзюйжэня Туна, а после воткнул себе садовый нож прямо в сердце! Цзюйжэня Туна, когда он об этом узнал, чуть удар не хватил, – довольно продолжил сюцай, недолюбливавший более удачливого, чем он сам (и, надо сказать, довольно заносчивого), Туна. – Из-за орхидеи, понятно, а не из-за вора… Так что теперь он в столицу не поедет; а заместитель ваш, досточтимый господин Фу, распорядился руки у покончившего с собой сумасшедшего вора отрубить и приколотить их к позорному столбу на городской площади, чтоб другим неповадно было.
– Вора опознали? – вяло поинтересовался судья, головная боль которого стала наконец понемногу утихать – то ли снадобье подействовало, то ли сама собой улеглась.
– Опознали, опознали! Торговец сладостями Фан Юйши, его все знают, честнейший человек, хоть и торговец! Я ж и говорю, – видать, умом тронулся. Раньше я у него рисовые колобки с тмином брал, а теперь уж и не знаю, где покупать! Да и вообще, сами видите, высокоуважаемый сянъигун, что у нас в уезде творится, а в последнее время, говорят, и по всей Поднебесной…
– Почему Фу мне не доложил? – прервал сюцая судья.
– Не хотел вас беспокоить, высокоуважаемый сянъигун! Дело-то ясное, вор известен и к тому же мертв…
Но судья Бао уже вновь перестал слушать болтовню Сингэ Третьего. Было в этих двух дурацких происшествиях что-то сходное, что выстраивало их в одну цепочку, делая смежными звеньями, и судья Бао почувствовал знакомый охотничий азарт, когда в полной бессмыслице нагромождения фактов, незначительных деталей, свидетельских показаний, улик вдруг сойдутся друг с другом несколько фрагментов разобранной головоломки, притрутся совершенно неожиданными углами, и ты понимаешь, что ухватился за нужную нить, и теперь надо тянуть, тянуть – только осторожно, чтобы не оборвать…
Дикий и на первый взгляд бессмысленный поступок Восьмой Тетушки, закончившийся ее самоубийством; и не менее дикий поступок уважаемого торговца Фан Юйши, а в итоге – нож в сердце. Вот что роднило два эти дела – внешняя бессмысленность и самоубийство исполнителя в конце!
– Пройдусь-ка я на площадь, – пробормотал судья скорее самому себе и не спеша вышел из канцелярии.
– Достопочтенный сянъигун Бао?
Вопрос был излишним – в Нинго спутать судью Бао с кем-либо другим мог только слепой. Судья неторопливо обернулся. И, в свою очередь, сразу узнал этого пожилого монаха в оранжевой кашье. Преподобный Бань, ставленник тайной службы, немного телохранитель и уж наверняка соглядатай при сиятельном Чжоу-ване – который, однако, ничего не успел сделать во время недавнего побоища.
Не успел?
Не смог?
Не захотел?
– Да, это я, преподобный отец, – кивнул выездной следователь, почтительно складывая ладони перед грудью. – Вот уж и впрямь – известно вам тайное и явное! Я как раз хотел переговорить с вами. Вы ведь, насколько я знаю, принимали монашество и затем проходили обучение в знаменитом монастыре у горы Сун? Воистину счастлива та обитель, чей патриарх был лично приглашен на церемонию восшествия на трон нашего нынешнего императора, Сына Неба Юн Лэ, живи он вечно! По-моему, именно по совету шаолиньского патриарха Сын Неба перенес столицу из Нанкина в Пекин?
– Знания Господина, Поддерживающего Неустрашимость, достойны благоговения, – скромно склонил голову монах, но эта скромность не могла обмануть судью.
Неспроста подошел к нему преподобный Бань!
– Тогда не могли бы вы показать мне, недостойному, священные знаки тигра и дракона на ваших руках? Надеюсь, монастырским уставом это не запрещается?
– Нет, что вы, высокоуважаемый сянъигун, отнюдь! – заулыбался монах, которому явно польстила просьба судьи Бао, да еще высказанная столь смиренным тоном. – Разумеется, смотрите! Вот…
И он по локоть закатал рукава кашьи.
Некоторое время высокоуважаемый сянъигун самым внимательным образом изучал предъявленные ему изображения, выжженные на предплечьях монаха, а потом невинно осведомился:
7 
