216 
— Во всем и до последнего, дорогая. — Он заключил ее, испытывающую чувство стыда и дрожащую, в свои объятия. — Прости меня, Анжела. Я очень, очень виноват перед тобой. Надеюсь, что ты меня простишь.
Конечно же, она его простила, потому что Анжела была способна понять его подозрения. Она сказала еще одно:
— Но, с другой стороны, я привезла тебя к отцу и еще по одной причине. Обычно он находится в чем-то вроде кататонического состояния, но иногда, редко, очень редко, у него бывают моменты просветления. Однако, когда я с сестрой посещала его, он всегда был неконтактным, абсолютно не воспринимал действительность. Все же, иногда все же в его сознании бывает какая-то вспышка, какое-то окошко нормальности. Надеюсь, ради тебя же самого, что когда ты покажешь ему фотографию и заговоришь с ним, какая-то память прошлого в нем проснется. И, благодаря этому, у тебя исчезнет последняя неуверенность относительно Евангелия от Иакова.
— Спасибо тебе, Анжела. Но, на самом деле, ты ведь не ожидаешь озарения от собственного отца, правда?
— Вполне возможно, что так и случится. Но, никто ведь не знает. Сколько таинственного в человеческой психике. А сейчас мне бы хотелось пойти самой и увидать его. Ты подожди здесь. Я недолго. А после этого я попрошу, чтобы кто-нибудь провел тебя к нему.
С этими словами она ушла.
Ренделл продолжал мерить шагами комнату, пытаясь понять, как замечательный профессор Монти — всю свою жизнь отличавшийся острым умом — буквально мгновенно потерял свой разум. Никогда еще Ренделлу не приходилось размышлять над подобными вопросами. До этого он никогда не имел дела с психически больными. Поэтому он понятия не имел, чего ожидать, и как вести с такими. Тем не менее, лелея малую надежду того, что профессор может — каким-то словом, каким-то знаком — развеять его сомнения относительно папируса номер девять, Ренделл понимал, что без этой встречи не обойтись.
Тут до него дошло, что Анжела Монти уже вернулась.
Девушка была не одна. В приемный покой она вошла вместе с высокой, костлявой юной медсестрой. Пока медсестра ожидала у открытой двери, Анжела направилась к Ренделлу.
— Как он? — хотелось знать Ренделлу.
— Тихий, вежливый, безмятежный, — ответила Анжела. Она сглотнула и прибавила:
— Меня он не узнал.
Она сдерживала слезы, но те все равно появились. Ренделл тут же обнял девушку за плечи, пытаясь успокоить ее. Она достала из сумочки платок, приложила к глазам и наконец глянула на Ренделла, даже пытаясь улыбнуться.
— И так вот… всегда. Но не беспокойся. Все будет хорошо. Сейчас ты можешь пойти и встретиться с ним. Не волнуйся. Он совершенно безвредный. Тихий. Я пыталась сказать ему про тебя. Не знаю, понял ли он. Но ты тоже попробуй. Отправляйся с медсестрой — синьорой Бранчи. Она покажет, куда идти. А у меня тоже есть дела: надо будет позвонить домой и сообщить Лукреции, это наша экономка, что сестра с детьми приезжает сегодня из Неаполя, чтобы встретиться со мной.
Ренделл оставил ее, представился синьоре Бранчи, и они вместе пошли по пахнущему антисептиками коридору. Не дойдя до места, медсестра вынула из кармана своего синего форменного платья кольцо с ключами.
— А вот и комната профессора Монти, — сказала она. Но, заметив, что дверь была приоткрыта, синьора Бранчи тут же обеспокоилась. — Мне казалось, что дверь была закрыта. — Она сунула голову за дверь и тут же с видимым облегчением вздохнула. — Фу, это всего лишь горничная. Забирает посуду после обеда.
Через несколько секунд из комнаты вышла горничная — уже в другом форменном платье и другом головном уборе — неся в руках поднос с остатками еды.
Синьора Бранчи прошептала ей какой-то вопрос по-итальянски, и горничная так же тихо ответила, после чего отправилась дальше по коридору. Медсестра повернулась к Ренделлу.
— Я спросила, как он. Она ответила, что как обычно, сидит у окна, смотрит. Теперь мы можем войти. Я представлю вас и оставлю одних. Сколько вам нужно времени?
— Даже не знаю, — пожал плечами тот.
— Доктор Вентури предпочитает, чтобы посещения не превышали пятнадцати минут.
— Хорошо. Дайте мне четверть часа.
Синьора Бранчи открыла дверь пошире и провела Ренделла в комнату. К изумлению последнего, это вовсе не была больничная комната. Сам он подспудно ожидал палаты типа той, которую занимал его отец в больнице Оук Сити. Здешняя же палата соединяла в себе гостиную, библиотеку и спальню обычной жилой квартиры.
216 
