Слова профессора Монти становились все более неразборчивыми. В конце концов он замолчал и уставился на деревья в саду за окном.
Ренделл осторожно вынул фотографию из пальцев старика и положил ее назад в портфель. После этого он выключил магнитофон и глянул на часы. Синьора Бранчи должна была вернуться через минуту или две.
Он поднялся со стула.
— Благодарю вас, профессор Монти, за ваше сотрудничество.
К изумлению Ренделла, профессор также встал со своего кресла. Он казался даже меньше, чем раньше. После этого, шаркая ногами, он прошел мимо Ренделла к письменному столу. Там уселся на стул. Могло показаться, что он уже забыл, зачем сюда пришел. Затем профессор открыл ящик и извлек из него чистый лист бумаги и карандаш.
С его помощью он нанес на листок несколько штрихов, осмотрел свое творение, прибавил еще пару штрихов и остался довольным собой. После этого он взял листок и протянул его Ренделлу.
— Это вам, — сообщил он.
Ренделл принял бумажку; ему было интересно, что Монти нарисовал на ней.
— Подарок, — пробормотал профессор. — Это спасет вас. Подарок от Иакова.
Ренделл развернул листок. На нем был грубый рисунок.
Насколько Ренделлу удалось понять, это был детский, примитивный и таинственный набросок рыбы и пронзившего ее копья.
Это был подарок от Иакова, талисман, что спасет Ренделла, как обещал профессор. Правда, никакого смысла во всем этом Ренделл обнаружить не мог. Зато его интересовало, а какое значение этот рисунок имел для затуманенного разума профессора. Ренделл вздохнул. Все равно он уже никогда этого не узнает, да и смыла в этом никакого.
Ренделл услышал, как открылась дверь.
Очень быстро он свернул рисунок, сунул его во внутренний карман пиджака, поблагодарил профессора, оставив его сидящим за столом, и направился к синьоре Бранчи, которая ждала его в дверном проеме.
Выйдя в коридор, он подождал, пока медсестра не закроет двери на ключ. Когда она присоединилась к нему, то сказала:
— Сейчас я отведу вас к синьорине Монти.
Только Ренделл еще не был готов к уходу. У него имелось еще одно дело.
— Синьора Бранчи, меня интересует, могу ли я встретиться с кем-нибудь из врачей или же психиатров, кто занимается случаем профессора Монти? Я имею в виду того самого доктора, кто тесно работает с пациентом?
— Да, конечно. У нас здесь семь докторов, но всех возглавляет доктор Вентури. Именно он и курирует профессора Монти с того самого времени, как тот поступил на Виллу Беллависта. Его кабинет находится этажом выше.
— А можно встретиться ним, хотя бы ненадолго?
— Подождите здесь. Я узнаю, не занят ли доктор.
* * *
КАК ОКАЗАЛОСЬ, ДОКТОР ВЕНТУРИ не был занят.
Директор клиники был лысеющим, худощавым итальянцем с сочувствующими, влажными темными глазами, кривым носом и беспокойными руками. Он вообще не походил на врача, и Ренделл решил, что все это потому, что на докторе был модный пиджак, а не традиционный белый халат.
Когда Ренделл спросил у него про этот обязательный атрибут, доктор Вентури объяснил совершенно добродушно и естественно:
— Обычна больничная униформа создает дистанцию между врачом и пациентом, а мы не считаем это желательным. Мы хотим, чтобы наши взбудораженные пациенты почувствовали равенство со своими врачами. Для нас весьма важно, чтобы каждый пациент — включая сюда и профессора Монти — не чувствовали свое отличие. Мы желаем, чтобы наши пациенты нам доверяли, считали нас своими друзьями.
Кабинет доктора Вентури тоже был совершенно не похож на кабинет врача, как не был похож на врача его хозяин. Усевшись на стуле с живенькой обивкой в цветочек напротив стола доктора Вентури, изготовленного в стиле ампир, Ренделл осматривал комнату, меблированную современными диванами, с вьющимися растениями и абстрактными картинами на стенах.
В последней отчаянной попытке обнаружить хоть какую-нибудь разгадку тайны папируса номер девять Ренделл кратко описал доктору Вентури свою неудачную встречу с профессором Монти. Закончил он рассказом о мании профессора, будто он является Иаковом Юстом, братом Иисуса Христа.
— А вел ли профессор себя так же и ранее? — хотелось знать Ренделлу.
— Частенько, — ответил доктор, взяв со стола нож для разрезания писем, положив его обратно, затем взяв в руки карандаш и положив его назад. — И это для нас самое странное. Его поведение никак не соответствует общим симптомам. Видите ли, если кто-то считает себя мессией — или же братом Иисуса, как в данном случае — то это, чаще всего, параноик с комплексом превосходства. Профессор Монти же имеет потерю памяти и связанные с истерией симптомы кататонии, основанные на чувстве вины. С клинической точки зрения совершенно непонятно, как у него может быть мания, потому что, в большинстве случаев, пациент в его состоянии не может считать себя обладающим идентичностью такой возвышенной личности как Иисус или Иаков, но, скорее всего, такой личности, которая испытывает чувство вины за что-то, что принесло вред тому же Иисусу или Иакову. Его сегодняшнее поведение, когда он выступает в роли брата Христа, для меня совершенно необъяснимо. Но, понятное дело, мы слишком мало знаем о прошлой внутренней жизни профессора, о его психике, и, к сожалению, вряд ли мы узнаем о ней больше.