Маэстро всегда любил детей.
«Выписали» Лючано без проблем. Хмурый Лукулл открыл бокс, глянул на показания приборов, с удовлетворением кивнул и пробежался пальцами по сенсорам на пульте. Датчики, инъекторы и прочие гаджеты пришли в движение, отлепляясь от тела, словно сытые пиявки, и спеша убраться восвояси.
— Одежда в ящике у входа. Найдешь вахтенного сервус-контролера и доложишься. Пошел.
Кажется, медикус с трудом удержался от пагубного для Лукулловой психики: «Пошел вон, скотина!»
Лючано послушно оделся, пошел, нашел и доложился. Их смена сейчас отдыхала, но для Тартальи, как свежевыздоровевшего, а значит, бездельника с двухсуточным стажем, мигом нашлась работа. Его отправили на рабский камбуз, готовить обед.
Для помпилианцев стряпал кок из свободных, на отдельном камбузе. А побросать пищевые брикеты в распариватель, через пять минут извлечь и уложить в ячейки транспортера — большого ума не надо. И кулинарного таланта не надо. Ничего не надо, кроме двух рук и приказа хозяев.
Любой робот справится.
Здесь Тарталья и обнаружил близняшек Давида с Джессикой.
Рабы, как обычно, работали без присмотра. Говорить можно было безбоязненно. Двоих варваров, раскладывавших комплекты рационов по ячейкам, давно уже ничего не интересовало в этой жизни.
«Ты мог бы, — ворчливо напомнил Гишер, — говорить и при помпилианцах. Кто из них обратит внимание на болтовню рабов? Мы же не обращаем внимания на фоновый гул работающего двигуна, кондиционера или сервопривода?»
— Привет, ребята! Как дела? Что новенького?
— Здравствуйте, — хором ответили близнецы, не прекращая распаковывать брикеты и укладывать их ровными рядами в приемный лоток распаривателя. Наверное, они были рады видеть Лючано. Во всяком случае, так казалось Тарталье, который понемногу учился читать едва заметные письмена усеченных эмоций на лицах-масках гематров.
Он вспомнил, как профессор Штильнер долго хохотал, разглядывая напечатанную в научном труде зубодробительную формулу. На вопрос графа Мальцова, что здесь смешного, космобестиолог с удивлением заявил: «Как что? Все! Смотрите сами: очень смешная формула!…»
И с полчаса излагал скучающим слушателям, где в формуле кроется юмор.
Должно быть, для родителей-гематров в лицах их малышей тоже найдется и смешное, и умильное, и радостное…
— Ничего новенького, — сказал Давид. В голосе его мелькнуло уныние, но Лючано не был в этом уверен. — Распорядок обычный: «гребля», хозработы, «рекомендованный досуг», сон.
— Завтрак, обед, ужин, — добавила в общую копилку обстоятельная Джессика. — Без еды нельзя, мы умрем. Ага, еще душ и время на выделения организма. Все.
— Мы же висим на орбите! Зачем — «гребля»?
Близнецы переглянулись.
Вроде как решали: кому отвечать этому недотепе, не понимающему элементарных вещей?
— Пока корабль висит на орбите, рабы заряжают накопители. Создают энергорезерв, — снизошла до пояснений Джессика, не прекращая работы. — Если бы мы были большие, мы бы сочиняли для двигунов ходовые гематрицы. Впрок, про запас. Но мы маленькие. Мы полезней на хозяйственных работах.
«С такой женой, — вздохнул маэстро Карл, — если ты не гематр, можно повеситься. Она всегда права!…»
На обед сегодня, кроме белково-витаминного брикета и тюбика «микса», полагалась розовая пилюля неизвестного состава и предназначения. А в кружку с водой добавлялся глоток тонизирующего стимулятора. «Это просто праздник какой-то!» — со злостью ухмылялся Лючано, оказавшись на раздаче воды с тоником. Рычаг на себя — под сдвоенный «сосок» подъезжает пустая кружка. Белая кнопка — порция воды, зеленая — тоник. Рычаг от себя — наполненная кружка уползает прочь.
Повторить операцию.
Все эти действия без проблем мог бы выполнить автомат — но только не на помпилианской галере. Уже через пять минут тупая механическая работа начала раздражать. Если бы не разговор с юными гематрами, он бы на стенку от тоски полез.
— Вы посчитали то, о чем я вас просил? Мой срок до полного превращения в робота?
Дети молчали.
— Хотя бы приблизительно?
Екнуло сердце: похоже, итоги вычислений были неутешительны.
— Очень приблизительно. — В ломающемся голосе Давида пробились нотки смущения. — С большой погрешностью. Нам стыдно за такое исчисление.
— И ничего не стыдно! — Джессика сделалась похожа на обычную девчонку. — Ни капельки не стыдно! Это потому что данные все время менялись. Возник положительный градиент…