50 
О судьбе неудачников, угодивших в ловушку страж-поля, не хотелось даже думать.
«Если бы история не выплыла наружу! Ну кто Тумидуса за язык тянул? Сейчас у него одна защита — нападение. А у меня? Какая у меня защита? Симпатичная вудуни? Лоа с когтями, чтоб его?…»
Ряд дверей с номерами напомнил классы в военно-космической школе. Страж-поле встречалось еще дважды. На подходах к каждому, в специальной нише, скучал дежурный, освобождая путь. Наконец дорогу преградила бронированная дверь. Здесь дежурили сразу двое. Тарталья оценил дверь: никакой металлокерамики или биопластов — старая добрая легиросталь. И механические замки.
«Наверное, и отсюда как-то бегут? Не может быть, чтоб не бежали…»
Караульные с интересом уставились на арестанта. Один принялся вертеть штурвал запорного механизма.
— Вожди тебя смотреть хотят, — буркнул любитель острых соусов, нарушая инструкцию: с заключенными в беседу не вступать. — Ты у нас знаменитость. Шестиглавый Диквиши, не меньше…
По глазам, отшвырнув прочь сумрак коридора, ударило безумное сияние. Тарталья успел забыть, как пылает голубой костер альфы Паука. Охранник что-то протянул ему: ослепленный, Лючано не сразу понял, что это.
Темные очки.
Дешевые, с минимумом регулировок, без дополнительных сервис-функций.
— Спасибо.
— Прогулка — час.
Тюремные дворы, как и задворки дешевых гостиниц, одинаковы во всех уголках Галактики. Захолустье окраин и роскошь метрополий — везде картина не меняется. Глухие стены в три человеческих роста. Вышки со стационар-парализаторами по углам. Парит в небе «голубь»-надзиратель. Ага, вот и местный колорит. Над стенами, вместо мерцания силовых заграждений, скользила прозрачная вуаль, скручивая воздух стеклистыми воронками. Словно морской змей-мимикрант обрел способность к полету — и теперь, завороженный, двигался без остановок по периметру.
От такого зрелища подступала тошнота.
Во дворе располагались турники, тренажеры, беговая дорожка, десяток скамеек и круглая площадка с П-образной стойкой для игры в «гамбо». Площадка сейчас пустовала, зато большинство тренажеров и скамеек было занято людьми.
Заключенными.
Кое-кто «качался», иные дымили сигарами-самокрутками или жевали бетель. Двое карликов гуляли между турниками, разговаривая на птичьем языке. Жилистый вудун в шортах и соломенной шляпе отстукивал на бонгах сложный ритм, время от времени крича от удовольствия.
Все во дворе были чернокожими.
За исключением единственной белой вороны.
«Как бы не вляпаться. — Тарталья чувствовал себя неуютно под градом любопытных взглядов, косых и откровенных, — Если всплывет, что я мотал срок в режиме сотрудничества…»
Стараясь выглядеть безразличным, он вступил на беговую дорожку и побежал трусцой, разминая ноги. Первым напрашиваться на знакомство ни к чему. Захотят — подойдут. Это в камере новичок обязан приветствовать коренных сидельцев, назвать кличку, «вломленную» статью…
Двор — другое дело.
Он пробежал два круга, когда ритм барабанов изменился. В нем возникла некая тонкая структура. Пять-шесть огромных сердец забились одновременно, но при этом каждое запаздывало на малую долю такта, эхом вторя предыдущему. Все вместе, эти сердца вытворяли такое, что твой собственный «мотор» начинал выпрыгивать из груди, словно к нему подключился мощный толкач-брамайн. Устоять на месте не представлялось возможным.
Никто, кстати, и не пытался устоять.
Возле барабанщика образовался круг — подвижное толпище, куда спешили влиться остальные. Сойдя с дорожки, Тарталья с завистью наблюдал, как двигаются знаменитые своей невероятной пластикой вудуны. Создавалось впечатление, что внутри танцоров целый микрокосм вторит ритму бонгов, кровь бьется упругими толчками, заставляя тело выкидывать безумные коленца.
Если бы ему сказали, что тела заключенных вообще лишены костей, он бы поверил. Так могли бы плясать змеи, приняв человеческий облик. Или пантеры. Или модификанты высших степеней сложности. Удивительное сочетание: плавность и стремительность, резкость и мягкость, расслабленность и сила, гармония и ритм — внешний и внутренний…
И лица! Лица свободных людей! Не важно, что вокруг — стены и вышки с охраной, что в тюремном дворе гуляют не поэты и художники, а воры и убийцы, что скоро прогулка закончится, арестантов загонят в камеры…
50 
