Я не стал смотреть, откуда он извлек бокал. Просто не хотел знать.
— Я — Овидий Уайли, — представился я, подходя к стойке.
Он поставил передо мной бокал и налил вина.
Он очень внимательно рассматривал меня, особенно, как мне показалось, мою одежду.
— Откуда вы приехали? — спросил он. — Разве мы знакомы? Я вас никогда не видел.
— Из Нью-Йорка. — Я перевел взгляд на изображения святых на стене над его левым плечом, потом снова посмотрел на него. — Приехал сюда по делу. Приятель упоминал ваше имя, поэтому я решил зайти и передать вам привет.
— А, из Нью-Йорка, — сказал он и улыбнулся, показав, что моя догадка оказалась верной.
Интересно, что при улыбке шрамы у него на лице шевелились, и создавалось впечатление, что пластилиновую голову кто-то одновременно и очень медленно сжимал и скручивал.
— Нью-йоркская одежда, я правильно догадался! — продолжил он. — По какому делу? Какой приятель?
— Я занимаюсь продажей произведений искусства. Приезжаю в Рим несколько раз в год на аукционы. А приятеля зовут Эмиль Бретан.
— Искусство — это хорошо. Искусство — это красиво и приятно. Но я не знаю никакого Эмиля Бретана.
Я сделал еще один глоток, на вкус он был лучше, чем первый.
— Понимаю, — сказал я. — Он живет в Бразилии. Никогда вас не видел. Но его брат Клод Бретан, священник из Ватикана, много раз упоминал вас в своих письмах и всегда называл другом.
— Правда? — спросил он.
— Правда.
Улыбка стала ехидной.
— Священник, ах этот проклятый священник! — воскликнул он. — Да, он постоянно обедал здесь. Может быть, он собирался стать святым или принести покаяние. Понимаешь, здесь нельзя есть. Лично я обедаю в кафе на другой стороне улицы.
Потом он стал долго и громко смеяться. Один из храпевших пошевелился, но затем продолжил свою песню, правда уже на другой ноте.
— Священник! — хихикнув, воскликнул он. — Каждый раз, когда он приходил сюда, все заканчивалось спором.
— По какому поводу? По поводу качества блюд?
— Нет, конечно нет. Он готов был есть помои и никогда не жаловался. Мы говорили в основном о религии и политике.
— Вот как? — сказал я.
— Да, ему нравилось спорить. Кстати, он был иезуитом.
— Я знаю.
— Значит, он рассказал обо мне брату? Здорово. Кому-то в Южной Америке известно мое имя, и в Нью-Йорке тоже. Похоже, «Ладья» приобретает международную известность. Может быть, обо мне напишут в «Плейбое»!
Он снова засмеялся, а я сделал глоток вина.
Он наконец успокоился, вздохнул и сказал:
— Ты уже встречался с этим священником?
— Нет, только что прилетел. Намеревался встретиться сегодня вечером.
Он вытянул руку, схватил меня за предплечье.
— Послушай, — сказал он. — Послушай. Может быть, когда встретишься с ним, предложишь поужинать у меня? Все будет вкусно. Если почувствуешь, что он злится на меня, скажи, что за ужин платит Джакопо. О'кей?
— Почему он должен на тебя злиться?
Он достал откуда-то бокал и налил себе вина. Выпил одним глотком и наполнил оба бокала.
— Потому что мы поругались, — сказал он, рыгнув. — Кажется, я его обидел. Скажи ему, что я не хотел. Уже несколько недель я его не вижу. Скажи, что он — мой лучший клиент.
— А из-за чего вы поругались?
— Религия и политика, как всегда. Понимаешь? Все итальянцы любят обсуждать дела Папы, даже священники. Он считал, что знает, как все изменить. И мы поругались. Как всегда.
Мы оба сделали по глотку.
— Расскажи о его идеях, — сказал я, взяв предложенную сигарету. — Не хочу при первой же встрече произвести на него плохое впечатление.
Я дал ему прикурить, прикурил сам.
— Ну, понимаешь… Он не возражал против разводов, абортов, против контроля за рождаемостью… Рассуждал о демографическом взрыве, о бедности, а я отвечал, что на все воля Божья. Но мы часто соглашались друг с другом. Поэтому он не должен злиться на меня за то, что мы иногда спорили, верно?
— Верно, — согласился я. — Если он придерживался столь передовых взглядов, то, как я понимаю, говорил и о непогрешимости Папы, об обете безбрачия… — Я замолчал, оставив фразу незаконченной.
— Да, — сказал он и кивнул. — Он всегда говорил, что Папа всего лишь епископ Римский. О другом говорил редко. Кажется, я как-то раз затронул эту тему, и он согласился со мной. — Он допил вино и снова наполнил бокал. — Да. Согласился. Но поругались мы совсем по другому поводу. Мне не хотелось говорить со священником о таких интимных вещах. Это здесь ни при чем.