В комнате было прохладно и тихо. Мы отдыхали.
— Да, туго мне пришлось.
— Ты это о чем? — не поняла она.
— О том, что со мной на днях случилось, — объяснил я. — С меня взяли клятву хранить тайну.
— Ну и что?
— И я хочу обо всем рассказать тебе.
Я провел пальцами по ее телу и сообщил:
— Уезжаю в Европу.
Она подвинулась ближе.
— Хорошо, — сказала она, и я почувствовал всей правой стороной тела ее тепло и мягкость. — Когда?
— Во вторник.
Ее мышцы напряглись.
— Осталось всего три дня, — сказала она, — а я…
— Прости. Я не хотел, чтобы так получилось.
— Она красивая?
— Девушки здесь ни при чем, я еду один, по делу, о котором хотел…
— Однажды ты брал меня с собой в деловую поездку. Я играла роль твоей секретарши, чтобы не возникло проблем с налогами.
— Сейчас совсем другая ситуация, — сказал я.
— Значит, ты спишь с кем-то еще.
— Нет, милая, — возразил я. — Ты моя единственная дама сердца, и я не собираюсь ничего менять. Я хотел тебе все рассказать, но ты не желаешь слушать.
— Слушаю. Говори.
— Я должен выполнить одну работу, — сказал я. — Она касается человека, который раньше был священником.
— Насколько я знаю, все священники умны и хитры, — сказала она. — Что он натворил?
— Украл три миллиона долларов и смылся из Рима.
— Почему именно ты должен его найти?
— Давай не будем об этом, — проворчал я. — Просто должен.
— У кого-то что-то есть на тебя?
— Возможно.
— Мне кажется, ты врешь.
— Почему?
— Священник не способен на подобный поступок.
Признав довод неопровержимым, я сказал:
— О'кей, я разоблачен. У меня назначено свидание с Софи Лорен.
Она легонько шлепнула меня, и я сменил тему разговора наиболее подходящим к такой ситуации способом.
Но мне нужно было кому-то обо всем рассказать, потому что я обещал своему боссу не делать этого.
О славная, невысокая, несколько полноватая, темноволосая и голубоглазая Эйлин! Благодарю силы небесные за то, что такие девушки существуют, а также за то, что я ни на одной из них не женился!
Спокойной ночи, Эйлин.
Аэропорты надоели мне до смерти. И хватит об этом. Преодолев смоговый барьер и разбив попутно несколько окон (так мне показалось), мы наконец взмыли над исполинской линзой из зеленого стекла. Меня завораживает зрелище океана, огромной горы или бескрайней пустыни, потому что они настолько несоизмеримы со мной, что кажутся воплощением космического равнодушия, или какого-то нечеловеческого способа существования, или того и другого, вместе взятых. При виде их я себя чувствую так, словно им принадлежу и хочу разделить с ними судьбу. Если я слишком часто задумываюсь об этом, начинаются приступы меланхолии. Я предпочитаю природу и искусство в более мелком виде. Поэтому я решил полистать лежавший на коленях журнал, а океан пусть занимается тем, чем он, по словам Байрона, занимается, но без меня в качестве соучастника.
Пролетая стрелой сквозь облака, я читал, пока синева не покинула небо и не наступила ночь, и прервался лишь для того, чтобы очень вкусно поесть и выпить виски «Олд грэндэд» с водой. Потягивая вторую порцию, я посмотрел на поразительно яркие на этой высоте звезды, закурил и вновь задумался над сложившейся ситуацией.
Коллинз доставил меня в Вашингтон, в офис апостолического легата, где розовощекий младший советник рассказал мне, изредка заглядывая в досье, об отце Бретане.
Отец Бретан работал в финансовой службе Ватикана. Он был тщательно проверенным, высококвалифицированным, пользующимся безграничным доверием работником. Как объяснил советник, сделав упор на «тщательно проверенном», все три требования были стандартными, они предъявлялись к кандидатам со времен монсеньера Чиппико, то есть единственного священника, которого лишили сана и арестовали за мошенничество. Биографии отца Бретана могли позавидовать даже ангелы, и в течение приблизительно пяти лет его работа считалась безукоризненной. Только на шестой год возникли первые смутные подозрения.
В отчетности никаких нарушений замечено не было. На первый взгляд все операции были абсолютно законными. Он применял финансовую тактику, разработанную покойным Бернардино Ногарой, внося в нее некоторые собственные усовершенствования. Основным отличием было то, что Ногара использовал данную тактику во благо Церкви.