163 
— Вы олицетворяете именно тот порядок, который Джордж отвергает. Это важно. Это словно некая религия, к которой не принадлежишь.
— Вы мне льстите. Это звучит как логическая связь. Логика в связях есть, но она глубоко скрыта и ужасна.
— Да, я знаю. Можно нам заново обсудить кое-что?
— Можно. Спрашивайте.
— И вы меня простите?
— Палача приходится прощать. Не простить — крайне дурной тон. Вы мне велели не принимать успокоительных и держаться. Я держусь, но мудрости мне это не прибавило.
— Насчет Руфуса…
— Дело не в Руфусе, не в Алане, Алекс, Фионе или Томе — не во всех этих старых теориях, — на самом деле это что-то… первобытное.
— Я говорю о вас, а не о Джордже.
— О, я знаю, что у вас и на этот счет есть теория. Ну хорошо. Это я виновата в смерти Руфуса, это произошло в один миг, из-за моей беспечности и глупости… а потом я не смогла связаться с Джорджем, его не было в музее, и мне пришлось ждать, пока он придет домой, и тогда сказать ему… Мне иногда кажется, что я умерла во время этого ожидания, а все, что было потом, мне приснилось. Конечно, я ощущаю потерю Руфуса каждую секунду, воздух, которым я дышу, напоен его смертью, я все время заново проживаю этот несчастный случай… Но это все перемешалось с… Джорджем и… это другое…
— Да.
— Мы потом не могли говорить об этом, ни друг с другом, ни с кем об этом не разговаривали. Джордж ни разу не спросил о подробностях, и я не рассказывала, только сказала, что я во всем виновата, и описала, что случилось… очень приблизительно… Он так ничего и не сказал. Я никогда не заглядывала, даже мельком, в глубину… его переживаний, вины, которую он молча возлагает на меня…
— Может быть, он вас винит меньше, чем вам кажется.
— Как он меня обвинял, какое судилище устроил… эти слова даже не подходят… это неописуемо. А потом пошли слухи, что это он виноват, люди даже намекали, что он сделал это намеренно, говорили ужасные вещи… а я не сказала ни слова. А теперь, даже если я закричу: «Это я виновата!» — все равно будут думать на него. Разве можно теперь его оставить?
— Потому что он взял вину на себя.
— Нет-нет, эти слова слишком слабы, я же говорю, это неописуемо, абсолютно, это все равно что быть осужденными на вечные муки вдвоем, как будто нас связали и швырнули в пламя.
— Может быть, это и нужно исправить?
— Теории, теории, вы все время ищете решение, хоть это и не фундаментальная наука. Да, он взял вину на себя. И от этого стал еще хуже.
— Я думаю, это вы стали хуже.
— Вы считаете, что я должна себя простить.
— И его заодно. Чувство вины часто переходит в неприятие. Вы не можете принять того, что он сделал — что бы он там ни сделал, — чтобы защититься… от этого ужаса. Вы как-то сказали, что он «жадно лакал происходящее, как кошка — сливки». Это любопытная фраза, я ее запомнил.
— Я так сказала? Конечно, это не совсем точно. Его сердце было совсем разбито… Руфус был… ну, вы понимаете… для нас обоих…
— Да.
— На самом деле я хотела сказать вот что: Джордж тут же начал превращать то, что случилось, во что-то другое, что-то ужасное, направленное против меня, — да, чтобы защититься, как вы сказали. Но смешивать эту ужасную боль со злорадством, злым умыслом, полнейшим искажением действительности, ложью… он как будто решил во что бы то ни стало изменить реальность, превратить ее в адскую машину, чтобы причинить боль кому-то еще… это работа дьявола… она отравляет и развращает все на свете.
— Но вы видите дело с обеих сторон.
— Совершенно верно. Я была виновата и промолчала — сперва потому, что это было неизмеримо ужасно, а потом потому, что это никого, кроме нас, не касалось и я не могла…
— Не могли снизойти до того, чтобы опровергнуть гадости, которые люди мимоходом говорили о Джордже.
— Да. От этого слухи только усилились бы, все стали бы говорить, что я его покрываю, были бы просто счастливы. Но из-за… самого этого случая… и из-за моего молчания… я виновата. Так что в каком-то смысле Джордж прав и может себя с этим поздравить. Но он превратил это в орудие против меня… как-то злобно, втихомолку… это так ужасно… это карикатурно преувеличенное осуждение, это противоположность, полная противоположность любви и состраданию.
— Значит, объективно виноваты вы, а Джордж прав, но он так себя ведет из-за случившегося, словно виноват он.
163 
